Апокриф - [20]

Самолет уверенно стоял на земле, в руках у дамы был мой плащ.

– Спасибо.

Мы вышли в здание аэропорта по рукаву. И тут же наткнулись на улыбающегося молодого человека с табличкой, на которой была написана моя фамилия.

– Уважают! Да, хорошо быть знаменитым, ну бывай, если что, звони…

И Виталий, ухмыльнувшись, проследовал в сторону паспортного контроля. Мне было неловко. Я подошел к незнакомцу. Тот смотрел мне за спину. Конечно, подумал я, конспирация конспирацией, а музыку заказывает Билл, ему и все внимание.

– Бон джорно, Билл!

– Бон джорно, Паскуале. Коме стай?

– Ва бене. Не знал, что вы говорите по-итальянски.

– Говорю… Разрешите представить. Мой русский коллега синьор Соловьев, чья фамилия и значится у вас на табличке. Он тоже говорит по-итальянски.

– Господин Соловьев, какая честь! Простите, что не узнал вас сразу!

– Паскуале, какие указания?

– Будьте любезны ваши паспорта и багажные бирки и следуйте за мной!

Итальянец грациозно лавировал среди пассажиров, растекающихся по стойкам паспортного контроля. Потом он скрылся в одной из боковых дверок. Через мгновение появился, оживленно болтая и помогая себе руками, в сопровождении высокого полнеющего человека в форме пограничника. Видимо, пограничник только что закончил перекус – теперь он боролся с крошками багета, умостившимися в пышных усах.

– Паскуале, что за спешка? Порка мадонна, даже Роналдо и тот ждал, пока я закончу обед.

– Леонардо, я тебя знаю всю свою жизнь… Ты не меняешься… Роналдо и не знал, что ты обедаешь, а ты и не представлял, что он стоит в очереди. Ты мастер придумывать эффектные объяснения… Да и ну его, этого Роналдо… Он же не играет за твою любимую «Рому»… Вдобавок бразилец… Поделом ему, скуадре адзурре, от него все равно никакого толку… Сейчас я тебя прошу помочь, потому что они мои друзья и они болеют за «Рому». Но смотри, если проваландаешься еще хоть пять минут, то, клянусь Божьей Матерью, о которой ты так жутко отзывался, они станут самыми преданными болельщиками «Лацио» и будут рассказывать всем, что разлюбили «Рому» из-за такого лентяя, как ты!

– Прекрати! Мне уже стыдно! Давай их паспорта. Пусть подходят к дипломатической кабинке.

Паскуале призывно замахал руками с такой скоростью, что пылинки затанцевали вокруг него.

Паспорт Билла, мой… Через несколько секунд мы покинули зону ответственности Леонардо. А Паскуале уже погрузил наш багаж на тележку и радостно катил ее в сторону зеленого коридора.

В зоне ожидания толпилась бригада майкрософтовских бойцов. Я уж подумал, что они сейчас, выстроившись в ряд, исполнят музыкальный фрагмент, известный каждому пользователю окон: «Н-динь!» Но они ограничились широчайшими улыбками.

Билл же ограничился сдержанным приветствием. Он явно думал о другом.

Паскуале указывал нам дорогу. Билл шел очень быстро. Я еле поспевал за ним.

Как только мы вышли из дверей, перед нами остановился «Мерседес». Дверцы распахнулись, и мы погрузились в мир немецкой роскоши.

Я не сомневался, что если бы нам пришлось воспользоваться услугами такси, то имя водителя было бы Енох.

– Какой позор… Надеюсь, Даниил всего этого не видел. Устроили демонстрацию! Просил провести все как можно скромнее… – сокрушался Билл.

Я не был в настроении вступать в дискуссию, тем более что понимал и реакцию Билла, и тех ребят, благосостояние семей которых зависело от босса. Они старались как могли.

Я отвернулся к окну и сосредоточился на открывающейся панораме. Маленькие коробочки итальянских фабрик на островках асфальта среди полей и рощиц сменились городским пейзажем.

Рим прекрасен. Его красота открывается сразу, поражая воображение увиденным и осознанием гения, стоящего за каждым изваянием. Многослойный исторический пирог лишен эклектичности. Эти декорации позволяют сегодняшним актерам выйти в тогах или в средневековых камзолах, франкийских мундирах или в современных изысках мужской моды. Конечно, в основном итальянцы носят одежду в соответствии с модой, то увеличивая, то уменьшая ширину лацканов и число пуговиц. Здесь нет буйства, свойственного Милану, авангарду мировой моды, за которым тянутся Париж, Лондон и Нью-Йорк. Рим, если угодно, визирует тенденции, превращая их в востребованность, расцвечивая город добровольными живыми манекенами и оценивая пригодность изыска к повседневной реальности.

Удивительно, Рим полон магазинов мужской моды, а бедные дамы пребывают как бы на обочине. На их нарядах – отпечаток индивидуальности хозяек более выразителен, чем печать модного течения.

Витрины, витрины, статуи, фонтаны, ресторанчики. За каждым изгибом шоссе открывается прекрасная панорама, просчитанная одним из вечных гениев.

Город – сплошная иллюстрация из учебников архитектуры. Воплощенная машина времени. Копни где хочешь, и откроются бесконечные слои исторического пирога, наполненные мельчайшими подробностями быта ушедших поколений.

Однако произвести раскопки непросто. Дело не только в том, что для римлян Город – среда каждодневного обитания. Но и в том, что каждый метр притротуарного пространства всегда занят. Кажется, что прошел град малолитражных машинок: верткие градинки так удобны для маневрирования в уличной тесноте.