Апельсинчики, витаминчики… - [36]

Догоняю последнего — парнишка лет 20, а может больше.

— Слушай, парень, куда это вы?

А он мне: — Не мешайте!

— Ты гляди, не мешайте. Чудик!

Бегу дальше.

Уж в самую гущу толпы врезался. Толкаюсь. Фу! О! Женщина симпатичная такая бежит, лет сорока, в очках. Спрашиваю:

— Извините, далеко?

А она мне:

— Не мешайте, гражданин, — и очками на меня сверкнула.

Вот народ! Жалко ответить. Ладно! Все равно узнаю. Вон дяденька впереди бежит. Профессор, наверное, или даже академик. Очень уж выражение лица научное.

Догоняю его и бегу рядом. Правда, дух уже захватывает. Тяжело без привычки.

А судак на ходу хвостом виляет. Как живой! Видно оттаивать стал.

Бегу. Набрался смелости, спрашиваю:

— Простите, куда направляемся!

А профессор, или вернее академик, на меня только посмотрел и ничего не ответил. А глаза умные-умные. Мне даже не по себе стало, чуть судака не выронил.

Гляжу, а уж и выход из парка, откуда я начинал.

Выбежали из парка. Профессор этот, как скомандует:

— Стой! На месте шагом марш!

А мне говорит:

— Отойдите, товарищ, не мешайте!

Мать честная, во что же это я влип?

Отошел. Сел на лавочку, закурил и смотрю на этих. И тут старичок какой-то мне говорит:

— Это институт долголетия опыты на людях проводит. У них теория! Хочешь долго жить — бегай. Вот, каждый день и бегают!

Разозлился я страшно. Значит, выходит, что я стал, вроде как бы, жертвой эксперимента.

Ведь не пойди я, не побежал бы. Да еще судаком измазался, он таять стал, капает. Сел я в автобус. Окна открыты, прохладно. Сижу. Еду. Вот где здоровье-то сохранять. А где судак? Тьфу ты! Я его на скамейке забыл. Ну, и черт с ним. Да, вообще, кто это придумал. Ходить, бегать…

Зачем тогда городской транспорт, метро зачем понарыли? А для того, чтобы люди здоровье свое берегли, ездили, отдыхали и поменьше ходили пешком.

Жуткий случай

Мы с моим приятелем Вовкой, как с работы идем, друг другу всякие истории рассказываем. А он — дотошный, ну ничему не верит. И вот вчера мы с ним окончательно поссорились.

Стал я рассказывать, как к тетке на день рождения ездил.

— Значит, — говорю ему, — я с поезда слез и в сани…

А Вовка:

— Откуда там сани, ты что?

А я ему:

— А вот там сани и все. Не дошла еще цивилизация. Ну, сел, значит, еду… А уже стемнело. Сани летят как такси. Я сумку с продуктами к себе прижал, бутылки на ухабах булькают, ветер в ушах свистит. И вдруг, смотрю я, какие-то огоньки нас догоняют. Я ямщику говорю:

— Смотри, кто-то курит на ходу.

Он обернулся.

— Ха! Курит! Да это — волки!!!

Я так и обмер.

А огоньки все ближе, ближе, уж метров десять осталось, смотрю, — и правда — они, четыре штуки, здоровенные. Я ямщику кричу:

— Гони!

А он мне:

— Нельзя скорость превышать, не положено.

Я ему:

— Да ведь сожрут.

А он:

— Да. Могут. Недавно целую машину лыжников съели.

— Что же делать? — кричу.

— А ничего. Видно, судьба.

А они все ближе, ближе. Я ноги под себя поджал, дрожу. А ямщик мне кричит:

— А ты им из харчей чего-нибудь кинь, вон у тебя полная торба, может поотстанут.

Я кричу:

— Не могу, на день рождения еду, все для гостей.

— Ну тогда вместе с харчами и сожрут, — прокричал ямщик, не оборачиваясь.

А они уже совсем близко, глаза голодные.

Я взял, ну, прямо от сердца оторвал, и целый килограмм «Любительской» колбасы бросил.

— Порезанная? — перебил меня Вовка.

— Нет, куском, — ответил я и продолжал: — Поотстали. Понравилось. Еще бы! Я и сам эту «Любительскую» могу килограммами есть.

Минуты две-три прошло, опять догоняют. Я им еще кило сосисок скормил.

— Свиных? — спросил Вовка.

— Нет, молочных.

— А!

— Потом пошло. Буженину по ломтику 600 граммов повыкидывал, ветчины около килограмма было, вся постная. А они бегут и бегут с новой силой — разохотились.

Ямщик кричит:

— Ты им «Экстру» брось! Отстанут.

Я ему прямо со слезами:

— Да зачем им, ведь не пьют.

— А я тебе говорю: бросай, эти пьют.

Бросил. Мать честная! Один, значит, пробку так лапой отковырнул и прямо всю поллитру из горлышка и высадил. А другие несутся во всю прыть.

— Ну, волки! Мало, что волки, еще и алкоголики. Так все четыре бутылки и выбросил. Обидно!

— Еще бы! — вставил тут Вовка.

Вдруг ямщик тормозит.

— Тпру…

Я ору:

— Ты что?

А он мне:

— Светофор. Что ж я, на красный попру?

— Откуда здесь светофор, что ты?

— А теперь всюду. Культура!

— Сожрут! — ору.

— Не! Они сейчас тоже станут, привыкли, понимают.

И верно. Встали, с ноги на ногу переминаются, морды противные. А главное, ни в одном глазу.

Тронулись.

— Ну, старик, — говорю, — теперь на тебя вся надежда, мясное кончилось, одни кондитерские изделия и фрукты остались. Гони!

А он мне:

— А они и это тоже жрут.

А волки так дружно бегут, в колонну по четыре. Догоняют. Я им печенье с конфетами вперемежку горстями швыряю. А они бегут, печеньем хрустят и фантики на ходу выплевывают. Соображают гады. А у меня еще бутылка шампанского была. Ну, думаю, сейчас я вас пугну. Взболтал я ее, как бухну. А они ничего, бегут, только чихают на ходу.

— В нос им ударило, без привычки. Конечно, несерьезный напиток, — пояснил ямщик.

Обернулся, смотрю, совсем уж близко. И вдруг ямщик налево свернул. Я ему:

— Так прямиком-то ближе.

А он:

— Нельзя, — отвечает, — одностороннее.

Так мне это одностороннее торта стоило. В общем, все выкинул, все. Пустая сумка. А волки наседают, и уж вижу, один к прыжку готовится.