Апельсин потерянного солнца - [64]

— Проверка паспортного режима. Предъявите документы, — на крупном суровом белобрысом лице омоновца[89] мелькнуло выражение удивления: перед ним стоял военнослужащий советской армии с грязными ободранными ботинками, но с уверенным и несколько вызывающим взглядом, какого не бывает у дезертира.

Роберт достал из внутреннего кармана кителя военный билет и предписание.

Взяв документы, спецназовец отошёл к своему товарищу, видно, старшему по должности. Тот перелистал военный билет, затем впился в бумагу внимательным взглядом.

— И куда направляетесь, рядовой Аванесян? — спросил плечистый, в два шага приблизившись вплотную к Роберту.

— Завтра я должен явиться на новое место службы, а пока… я ищу своих родных, — произнёс Роберт и после паузы добавил: — Они беженцы из Сумгаита. Скорее всего, в деревне приютились.

Омоновец повертел в руках документы и прямо спросил:

— Служивый, а ты знаешь, что рискуешь жизнью?

Роберт ничего не ответил. В глазах спецназовца читалась борьба с самим собой. Наконец он протянул обратно документы и произнёс:

— Садись в машину. Так и быть, подбросим до деревни. Но учти, обратно самому придётся добираться…

Глава 11

Роберт забрался на заднее сиденье, положил рюкзак под ноги. Только тут он понял, насколько измождён и измотан, однако оголённый инстинкт самосохранения блокировал рецепторы, отвечающие за усталость, и не позволял окончательно расслабиться. Сдаваться сейчас было всё равно как если бы марафонец, одолевший десятки километров, вдруг сошёл с дистанции на финишной прямой, за несколько метров до заветной линии…

Белобрысый омоновец лихо сел за руль, а второй поместился рядом на переднем сиденье, немного вторгнувшись своим левым богатырским плечом в водительское пространство. Дверцы с шумом захлопнулись, мотор заурчал низким рокотом. Словно нехотя, машина тяжело тронулась с места и выехала из-под развесистой кроны дерева на просёлок, беспощадно сминая густую траву.

Через некоторое время вдалеке обозначились очертания поселения.

— Сиди тихо, не светись, — не оборачиваясь к нежданному пассажиру, произнёс обладатель косой сажени в плечах.

Роберт невольно изменился в лице, молча сжав от обиды кулаки.

Въехали в азербайджанский посёлок. Ещё год назад это было небольшое, ничем не приметное село со скучными крестьянскими лачугами. Сейчас оно напоминало огромную строительную площадку: всюду лежали горы кирпича, мешки с цементом, пиломатериалы. Как грибы после дождя вырастали крепкие и добротные дома. Роберт непроизвольно стал считать новостройки, но вскоре сбился со счёта…

— Да, не на шутку разогнались…[90] — не удержался он.

— Сюда массово переселяют турков-месхетинцев из Ферганской долины Узбекистана[91], - отозвался водитель. — Говорят, «здесь город будет заложён назло надменному соседу»[92].

Роберт призадумался и ответил:

— Чрезмерная прыть к добру не приводит. Порохом всё это пахнет…

Проехав застраиваемый в экстренном порядке город, машина остановилась на просёлке.

— Ну, браток, отсюда ты уже сам как-нибудь. Будь осторожен, — напутствовал верзила.

Роберт спешился, поблагодарил ребят, пожал им руки, и, взвалив на спину, казалось, потяжелевший рюкзак, продолжил свой путь. Поднимаясь по пригорку, он увидел идущую впереди себя нервную, уродливо вытянутую тень и невольно вспомнил отрывок из стихотворения Эрика Багумяна (Армен постоянно носил книжку отца во внутреннем кармане военной куртки и иногда читал на досуге стихи своему товарищу):

  «…А тень моя наверняка,

  Меня опередив, беспечна и легка,

  Сумеет покорить твою вершину,

  Крутая и надменная гора.

 …Ведь на плечах у тени

  Нет бремени моих земных забот…»

По мере приближения к дедовской деревне сердце билось всё быстрее…

Глава 12

На окраине деревни, возле родника, Роберт увидел корову, размеренно жующую сочную траву и одновременно лениво отгоняющую хвостом назойливых мух. Спокойствие мирно пасущегося животного вдохновило юношу, однако он не стал спешить. Положив рюкзак на большой плоский камень у изголовья родника, Роберт нагнулся и, сложив ладони лодочкой, зачерпнул студёной воды, с наслаждением ополоснул лицо и шею. Попив и наполнив по армейской привычке свежей водой баклажку, он сел под старым развесистым дубом, чтобы собраться с мыслями и совладать с неожиданно нахлынувшим чувством, граничащим с растерянностью: Роберт боялся не застать родных в деревне.

Немного успокоившись, он не заметил, как задремал, прислонившись к рюкзаку, а когда открыл глаза, то увидел перед собой библейского вида белобородого старика с посохом в руке.

— Чьих родов будешь, сынок? — спросил дед, изучая с внимательным прищуром незнакомца.

— Мы из рода Аванеса, — ответил Роберт, вставая с выступающего над землёй кряжистого корня векового дерева. — Аванесанц Грикора внук я.

Старик сосредоточенно наморщил лоб, очевидно, стараясь вспомнить что-то. И вдруг его лицо разгладилось и просветлело.

— Вай, матах иним кез[93], так ведь мы родственники! — воскликнул с радостным удивлением дед. — Иди, я обниму тебя.

Старик заключил юношу в свои жёсткие объятия.

— Эх, жаль, что так всё получилось. Жили себе люди, трудились как муравьи, а в итоге ни с чем остались…