Анжуйцы - [15]

– Прочь с дороги, каналья!

Д’Артаньян шарахнулся в сторону, прислонившись к шершавой стене, почувствовав спиной выпуклости холодных камней. Он устремил взгляд вдаль, по улице, очерченной причудливыми линиями фахверка, упирающимися своими почерневшими каркасами в острия черепичных крыш. Равнодушные обыватели кишели повсеместно, куда только мог добраться взор гасконца. Но вдруг, д’Артаньян увидел нечто, не соответствующее, сложившемуся у него представлению об окружающих. В расщелине меж домов, в узком тупике, – чуть поодаль от жаждущих наживы торговцев и желающих расстаться с золотыми и серебряными дисками, именующимися деньгами, простаков, – под не способным порадовать взгляд забором, стоял человек. Он упирался руками о края старой бочки, наполненной дождевой водой, и, глядя на зеркальную поверхность, о чем-то беседовал со своим отражением. Шевалье приблизился к чудаку, тем более что сделать это было не трудно, желая рассмотреть его и услышать, о чём же тот так задушевно толкует с самим собой?

– …Говорил же я тебе Планше…

В сердцах произнес незнакомец, глядя на своё отражение.

– … нужно трудиться, чтобы заработать деньги! Ну, если ты, конечно, хочешь вернуться домой в Пикардию³ и жениться на своей Полин. Да-да жениться! Ведь уходя на войну, ты даже не простился с ней. Что же скажи мне, может подумать порядочная девушка о том, кто идет на войну, не простившись? Даже стыдно подумать, не так ли? А ведь она самая красивая девушка в нашей деревне. Да-да, не спорь со мной! Я говорю, не спорь, ни Мюзетта, ни Клорис не сравнятся с ней ни на йоту! А ведь она могла, не дождавшись тебя выйти замуж. Да-да могла! Ха! За кого! Да хоть бы за булочника Рюло. Этот мучной червь давно пялил на её зад свои поросячьи глазки. Он наверняка, не успел ты ещё скрыться за оградой собственного дома, распростёр свои пухлые объятия и утопил Полин в пышных складках разжиревшего тела. Сладость сахарной пудры на его губах сведет с ума кого угодно не только твою бедную, доверчивую Полин!

Две крупные слезы покатились по щекам несчастного пикардийца, и упали в бочку, расходясь к краям ровными кругами. Он взревел в негодовании.

– Не прячься от меня, похабная твоя рожа! Ты надеешься, что толстому плуту не овладеть твоей Полин?! Ты думаешь это всё?! Тогда вспомни однорукого капрала Лепросьеля, что вернулся с войны героем! Помнишь?! И что?! Чем не жених?! Ха! Однорукий?! Ты сам знаешь, если где-то убавляется, то где-то непременно прибавляется! Он своей железной ручищей так обхватит Полин за талию, что ей вовек не вырваться! Попомни моё слово! Можешь не утешать меня своими дурацкими обещаниями! Немедля езжай домой и делай, что должно!

Человек отпрянул от бочки, как будто не мог больше выдержать собственного взгляда из водного, зеркального круга. Присев на корточки, он, качая головой, принялся что-то бормотать. Его пышная копна волос, сравнимая лишь со стогом сена, скрывала раскрасневшееся лицо, не видя которого, гасконец, без труда догадался, что тот плачет. Как будто в подтверждение этому незнакомец вытер рукавом глаза и несколько раз перекрестился. После этого он выпрямился в полный рост и предстал перед д’Артаньяном. Шевалье сконфузился и не найдя что сказать, робко промямлил:

– Скажите, не будите ли вы столь любезны, подсказать, как пройти в Сен-Жермен?

Мужчина лет сорока с добрым, покрытым паутинкой тонких морщин лицом, что свидетельствовало о веселости нрава пикардийца, называвшего себя Планше, как, будто не было столь трагичного монолога, задорно произнес:

– Вы сударь я вижу приезжий?

– Да, только сегодня прибыл в Париж»

– Ну, тогда вам ни за что не разобраться, как пройти в названное вами место.

Он на мгновение задумался и непринужденно заявил:

– Что ж, придется лично препроводить вас в то место, куда вам требуется прибыть.

Установив очевидное, они немедля направились по людной улице. Планше оказался шустрым малым, привыкшим к путешествиям по извилистым лабиринтам, заполненным частоколом человеческих тел. Он бесцеремонно расталкивал всех локтями, успевая отпускать шутки и ругательства, при этом непринужденно беседуя с д’Артаньяном.

– А кого изволите искать в Сен-Жермен?

– А вы, что со всеми там знакомы?

Пикардиец искренне рассмеялся.

– Господь с вами, это ж Париж, тут столько народу! Но кое с кем, я всё, же знаком. И если вы точно укажите, что или кто вам нужен, я смогу избавить вас от лишних хлопот.

– Я бы желал найти комнату, ну, или какое ни будь подходящее, скромное жилье.

Планше повеселел.

– А, вот оно что, ну тогда вы встретили того кто вам нужен.

Гасконец поймал себя на мысли, что только, что слышал нечто подобное.

– …никто лучше меня не сможет справиться с нашим делом.

Слово «нашим» несколько смутило д’Артаньяна, но он не подал вида, что еще больше раззадорило пикардийца. Вынесенный людским потоком на Гревскую площадь, шевалье раскрыл от удивления рот, уставившись на величественную Ратушу. Затем его взор скользнул по башням Нотер-Дама, шпилю Сен-Шапель, стенам Консьежери и одиноко чернеющей, за Новым мостом, Нельской башне. Повернув голову вправо, за нестройными рядами шпилей и колоколен, виднелись, затянутые дымкой, грозные очертания королевского Лувра, отчего сердце провинциала заклокотало, пригрозив выпорхнуть наружу из бренного тела. Д’Артаньян остановился, переводя дыхание. Лишь бесцеремонный толчок в спину и отборная брань пикардийца, в адрес неловкого прохожего, вернули его на землю, точнее на мостовую, по которой они, сбивая каблуки, направились к Сите.