Анжуйцы - [14]
– Более ничего не могу вам сообщить касательно этого дела. Да мы, кажется уже и пришли. Вот ваш дом.
Прелат поднял голову, как будто желая удостовериться в подлинности слов графа.
– Да, действительно. Ну, что ж, лейтенант, был несказанно рад повидаться с вами. Спасибо за доставленное удовольствие и охрану. Не подозревал, что вы такой прекрасный собеседник.
– Всегда к вашим услугам.
Они раскланялись, и приор ещё долго стоял возле двери собственного дома, о чем-то размышляя, глядя в след растворившемуся во мраке лейтенанту.
1 Бургундский отель – первый стационарный театр в Париже.
2 демере – щеголь, стремящийся нравиться дамам.
3 фебусы – изысканные остроты, причудливая игра слов, часто галантного содержания.
4 (прим. авт.) – Французская академия была основана 2 января 1635 года, кардиналом Ришелье.
5 скороход – слуга, следующий впереди экипажа или портшеза очищая путь, от прохожих, на узких улицах, или освещающий дорогу в ночи.
6 паланкин – тоже, что портшез.
7 (лат.) – пусть будет как есть, или не будет вовсе.
ГЛАВА 7 «Сент-Антуанские ворота, квартира и слуга»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
В тот же день, вечер которого мы с вами провели в «Бургундском отеле», произошли ещё некоторые, весьма важные события, о которых мы, до того как вернутся к господину Буароберу, расскажем в нескольких последующих главах.
Итак: мессир д’Артаньян въехал в Париж через Сент-Антуанские ворота. Спрыгнув на землю со своего полузагнанного мерина, он поднял голову, придерживая рукой берет, с трепетным восторгом взирая на мрачные и величественные стены Бастилии>1. Тут же, на площади, возле ворот, за три экю>2 он продал своего коня. Барышник, с которым сторговался гасконец, намекнул молодому человеку, что на такую неслыханную цену он согласился, только из-за того, что прельстился необычной желторыжей мастью мерина. Беседуя с лошадиным барышником, сделавшим д’Артаньяну «чрезвычайную услугу», гасконец услышал за спиной оклик.
– Эй, братец, да ты никак из Гаскони?!
Шевалье обернулся и увидел перед собой человека, одетого в форму королевских гвардейцев, стоявшего возле пегой кобылы, хозяин которой уговаривал военного на цену неслыханную для десятилетней клячи. Отмахнувшись от навязчивого провансальца, что со смешным акцентом тараторил на гасконском наречии, незнакомец обратился к д,Артаньяну.
– Слышу, слышу родной беарнский говорок.
Д’Артаньян сперва насторожился, но, рассмотрев улыбающееся, добродушное лицо внезапно появившегося гвардейца, успокоился и простодушно ответил:
– Да сударь, я только сейчас прибыл из Гаскони.
– Ну, что ж, значит мы с вами земляки. Давайте знакомиться. Моё имя Лориньяк, я из Муара, служу в роте гвардейцев Его Величества, которой командует господин Дезессар, зять господина де Тревиля.
– Господина де Тревиля?!
– Да, де Тревиля, капитана королевских мушкетеров.
Этими словами гвардеец окончательно расположил к себе земляка. Юноша улыбнулся.
– Моё имя д’Артаньян и я хочу всенепременно стать мушкетером Его Величества, с этим и направляюсь к господину де Тревилю.
Лориньяк вздохнув, многозначительно произнес:
– Это не так-то просто, мой дорогой д’Артаньян. Не так-то просто. Я уже шесть лет служу в гвардии короля и знаю, что почем.
– Но у меня есть рекомендательное письмо к господину де Тревилю!»
– Письмо это неплохо, совсем неплохо. Но…
Гвардеец замялся.
– Что, но?
Уловив настороженный тон юного земляка, Лориньяк улыбнулся и понял, что объяснить будет нелегко. Он, подкрутив длинные черные усы, решил, что подобные разглагольствования, об их удачливом земляке, будут, не только утомительны, но и неуместны. К тому же он наверняка останется непонятым, подумал гвардеец, решив переменить тему.
– Вы вот, что, любезный д’Артаньян, прежде чем отправиться к капитану де Тревилю, поспешите обзавестись квартирой, приведите в порядок платье и по возможности найдите себе слугу. Поверьте человеку, прожившему в Париже достаточно, для того чтобы давать подобные советы.
«Подобные советы» озадачили юного дворянина, он задумчиво огляделся по сторонам. Лориньяк без труда разгадал, мысли земляка, подмигнув юноше, он жизнерадостно произнес:
– Вам повезло, черт возьми, что вы встретили именно меня! Я дам вам ещё один дельный совет. Насколько я понимаю в вашей дорожной сумке нет того количества золота от тяжести которого мог бы захромать ваш седой мерин.
Глаза молодого гасконца вызывающе блеснули, что не скрылось от опытного гвардейца.
Нельская башня.
– …Это, разумеется, не моё дело, поступайте, как вам заблагорассудиться, но я со своей стороны, не премину подсказать, что дешевле и гораздо проще снять приличную квартиру в предместье.
Он авторитетно и многозначительно кивнул головой.
– Выбор за вами, хотите Сент-Антуан, хотите Сен-Дени, но как по мне предпочтительнее всё, что за стеной Карла Пятого, с той стороны реки: Сен-Жак, Сен– Виктор, а лучше всего Сен-Жермен. Это другой берег, от того и цены пониже, уж там вы наверняка найдете приличное жилье.
Распрощавшись с господином Лариньяком и вооружившись советами опытного парижанина, д’Артаньян направился по улице Сент-Антуан, в сторону Сены, что бы добраться до Сен-Жерменского предместья и найти там одну из комнат, которых королевский гвардеец упорно называл «приличными». Оказавшись в шумном людском потоке, бурлящем меж, нависших над головами, фасадов домов, д’Артаньян как любой провинциал впервые очутившийся в большом городе, почувствовал себя щепкой среди океанских волн. Он мысленно, множество раз, готовил себя к различным трудностям и перипетиям, как только выехал из родного дома; настраивал, пытаясь предугадать, и продумывал, как преодолеть, всевозможные непредвиденные ситуации, но оказавшись в бушующем хаосе, на мгновенье утратил стойкость и спокойствие, придя в оцепенение прямо посреди одной из улиц безжалостного Парижа. Он потерял уверенность, как только понял, что ориентиры, щедро отпущенные бывалым гвардейцем, ускользают от него как вода сквозь пальцы. Гасконец остановился, вертя головой, подталкиваемый со всех сторон суетливыми парижанами, пытаясь отыскать в толпе того, у кого можно было бы справиться, куда следует идти, что бы достичь желанного Сен-Жерменского фобура. Но снующие, голосящие, проталкивающиеся и выкрикивающие как похвалы своему товару, так и грубые ругательства в адрес всея и всех, горожане, оставляли без малейшего внимания невнятные вопросы молодого гасконца, произнесенные на плохом французском, с сильным беарнским акцентом. Толпа расступалась лишь перед разъяренными рысаками, чувствующими жжение на крупах, от ударов хлыста возницы, и сметающими всё на своём пути. Кто-то толкнул шевалье в спину и злобно завопил:
«XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
«XVII век. На престол Франции всходит откровенно слабый король Людовик XIII. Это ставит под сомнение целостность Французского королевства. Самые могущественные дворяне, среди которых королева Анна Австрийская и мать короля, Мария Медичи, заручившись поддержкой Испании, замышляют заговор против его Величества. Единственной силой, которая может противостоять заговорщикам, является Первый министр – Кардинал Ришелье. Кардинал желает, вопреки их планам, объединить королевство. Невольными участниками описанных событий становятся трое анжуйцев.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.