Анжелика. Тулузская свадьба - [92]

Крупнейшая в Европе по численности населения страна[152], Франция была разобщена не только потому, что большая часть французов не говорила и не понимала по-французски (они говорили на бретонском, фламандском языках или одном из сотни диалектов), но и потому, что провинциальные губернаторы чувствовали себя совершенно независимыми хозяевами подвластной им территории: они произвольно повышали налоги или объявляли, например, штраф за пререкания.

«То и дело короля приветствуют как поборника прав человека, — пишет английский историк В. Кронин. — Во время Фронды и даже короткое время после нее в провинциях, где королевская власть все еще была слаба, дворяне безнаказанно грабили, пытали и убивали… Дворянин мог убить человека за то, что тот не приветствовал его. Только сильный король мог держать под контролем этих буйных господ»[153].

Кроме раздора в государстве, Фронда принесла немало бедствий непосредственно королевской семье, приведя ее к нищете. По воспоминаниям Ла-Порта, камердинера десятилетнего в то время короля, Луи «ходил зимой и летом в зеленом бархатном, подбитом белкой халате; на второй год его величество так подрос, что он доставал ему до икр. Простыни у него были полны дыр, и я часто находил его ноги просунутыми в эти дыры на голом матраце»[154].

В то время, пишет В. Кронин со ссылкой на того же Ла-Порта и другого камердинера короля, Дюбуа, «просто потому, что придворные были заняты и заморочены, король бывал голоден… Он и Филипп (младший брат короля. — С. Щ.) обычно перехватывали еду королевы на пути из кухни и улепетывали с омлетом»[155].

Мало что изменилось и к 1660 году — времени бракосочетания короля: «Мазарини был не только в несколько раз богаче Луи: он подчеркивал это с неприятной откровенностью. Однажды вечером, в Великий пост, например, Луи должен был довольствоваться на ужин двумя камбалами, тогда как Мазарини подали на стол сорок таких рыб»[156].

Годовой доход короля за 1661 и 1662 годы был истрачен. Индустрия страны закоснела, торговля была в застое, казна пуста, зерно импортировалось, национальный долг возрос до 143 миллионов: Франция была скрытым банкротом. Совершенно естественно, что раздражение Луи XIV достигло апогея.

В это время и сталкивает автор «Анжелики» короля Франции с графом Тулузы, Жоффреем де Пейраком. «Он не забыл тех дней, когда принцы крови вели с ним войну, — говорит о короле Великая Мадемуазель — мадемуазель де Монпансье. — Его величество опасается всех, кто слишком высоко поднимает голову». А южанин Пейрак, само собою, поднимает голову непомерно высоко!

В конфликте французского короля с тулузским графом сталкиваются, таким образом, исторически сложившиеся потенциалы: «помазанник Божий», олицетворявший единую Францию, — и гордец из Лангедока, чья родословная древнее родословной стремящегося во что бы то ни стало утвердиться монарха. С одной стороны — чрезмерно раздраженный своей полной лишений (и в этом парадокс!) жизнью король, с другой — самый влиятельный и богатый человек в Лангедоке.

Незадолго до торжеств по случаю бракосочетания Луи XIV «посетил и усмирил главные города Прованса… выбивая последних членов Фронды!»[157]. И в то же время, когда «все подданные Луи, независимо от приверженности к той или иной церкви, объединились в верноподданническом порыве… слышен был лишь один диссонанс: некий Пьер де Бертье, епископ Монтобана, нападал на протестантов Гианны и Лангедока и предлагал королю принять жесткие меры к так называемой реформистской религии»[158].

«Великий Лангедокский Хромой» — Жоффрей де Пейрак, изуродованный в детстве религиозными фанатиками, не только позволяет себе смерить короля «надменным взглядом, словно это был какой-то незнакомец», но и пререкается с архиепископом Тулузы. Эти стычки исполнены обоюдной ненависти, которая берет начало в Альбигойских войнах.

Вместе с героиней романа мы погружаемся в самобытную атмосферу французского Юга: начиная с той театральности, с которой обставлено бракосочетание супругов де Пейрак — от средневекового обычая «свадьбы по доверенности» до массового действа на улицах Тулузы.

Название дворца Пейрака — отель Веселой Науки, — как мы видели, берет начало в XIV веке.

Назвав Анжелику де Сансе своей избранницей и получая в качестве приданного ее рудник, Жоффрей видит в ней владелицу земельной собственности, подобную уважаемым женщинам Южной Франции эпохи рыцарства. К тому же Анжелика — пуатевенка, а в наречии, на котором говорят пуатевенские крестьяне, есть элементы провансальского языка. Таким образом, выбор его не случаен. Как не случайны и имена детей супругов Пейрак. Старший назван Флоримоном, поскольку он родился в разгар праздников по случаю присуждения премий Тулузской Цветочной Академии — Académie des Jeux Floraux — как она, эта литературная академия, называется и по сей день. (Победителям в конкурсах — «Цветочных играх» — выдаются в качестве премий «Золотая фиалка», «Серебряный шиповник», «Серебряные ноготки».) Младший сын Анжелики и Жоффрея окрещен Кантором в память о лангедокском трубадуре Канторе де Мармоне.

Разговоры за столом графа Пейрака содержательны, разнообразны и по-южному темпераментны — настроение участников быстро меняется. Вот только что Жоффрей кричал архиепископу: «Вы — захватчик! Северянин!» — но уже в следующую минуту гости разражаются смехом от странной фразы хозяина: «Что вы делаете за моим столом?», которая то ли продолжает его гневную тираду, то ли представляет собою уже призыв к самому себе остепениться. Точность этой детали подтверждает свидетельство Ильи Эренбурга: «Не раз во Франции мне приходилось наблюдать, как среди спора, принимавшего драматический характер, кто-нибудь отпускал шутку, и сразу обстановка менялась»