— А что у них вместо хлеба? — воскликнула Фантина.
— Смотря где. В некоторых местах растет много маиса. В других — люди жуют определенные виды коры или орехов, благодаря чему весь день не испытываешь ни голода, ни жажды. Можно также есть определенный сорт бобов какао, которые перемешивают с сахаром. В пустынных местах добывают сок пальмы или агавы. Там водятся животные…
— Можно ли вести торговлю с этими странами? — прервал его Жослен.
— Некоторые купцы из Дьепа уже занимаются этим, да кое-кто из здешних краев. Мой кузен работает на судовладельца, который иногда снаряжает суда к Францисканскому берегу, как его называли во времена Франциска Первого.
— Знаю, знаю, — вновь нетерпеливо перебил Жослен. — Я знаю также, что олонцы иногда путешествуют в Новую Землю[52], а с севера корабли отходят в Новую Францию[53], но, кажется, это холодные страны, мне о них точно ничего не известно.
— В самом деле, Шамплен[54] был отправлен в Новую Францию еще в 1603 году, и сегодня там много французских поселенцев. Но это действительно холодная и очень тяжелая для жизни страна.
— И почему же?
— Это достаточно сложно вам объяснить. Возможно, потому, что там уже появились французские иезуиты.
— Вы ведь протестант, не так ли? — живо отозвался Раймон.
— Совершенно верно. Я даже пастор, хотя и без прихода, но главным образом я путешественник.
— Вам не повезло, — усмехнулся Жослен. — Я подозреваю, что моего брата сильно привлекает дисциплина и духовные обязанности братства Иисуса, которое вы осуждаете.
— Я далек от мысли осуждать их, — сказал гугенот с жестом протеста. — Я много раз встречал в тех краях отцов иезуитов, которые проникали в глубь континента с отвагой и евангельской самоотверженностью, достойными восхищения. Для некоторых племен Новой Франции нет большего героя, чем знаменитый отец Жог[55], убитый ирокезами мученик. Но каждый свободен в своих верованиях и убеждениях.
— Клянусь честью, — сказал Жослен, — я почти не могу рассуждать с вами на эти темы, так как я начинаю понемногу забывать латынь. Но мой брат говорит на ней изящнее, чем на французском и…
— Вот как раз одна из самых больших бед, которая наносит удар по нашей Франции! — воскликнул пастор. — То, что мы не можем больше молиться своему Богу, да что я говорю, всеобщему Богу, на родном языке и от всего сердца, так как стало необходимо пользоваться этими латинскими заклинаниями…
Анжелика жалела, что закончились разговоры о внезапных сильных приливах и судах, о необыкновенных животных, таких как змеи или эти огромные ящерицы с зубами, как у щуки, способные убить быка, или об этих гигантских как корабли китах, о которых заходил разговор, когда беседовали об Америках. Она не заметила, что кормилица вышла из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Вот почему шушуканье и голос мадам де Сансе, которая не думала быть услышанной, прозвучали неожиданно.
— Протестант или нет, дочь моя, этот человек — наш гость и он останется здесь столько, сколько пожелает.
Несколько мгновений спустя баронесса вошла в кухню в сопровождении Ортанс.
Гость очень учтиво поклонился, но не поцеловал руки и не расшаркался. Анжелика подумала про себя, что это определенно простолюдин, но, однако, не лишенный хороших манер, к тому же гугенот, и немного восторженный.
— Пастор Рошфор[56], — представился он. Я должен добраться до Секондиньи, где я родился, но проделав долгий путь, я подумал, что смогу отдохнуть под вашей гостеприимной крышей, мадам.
Хозяйка дома уверила его, что он желанный гость, что они все верующие католики, но это не мешает им быть терпимыми, как велел добрый король Генрих IV.
— Это именно то, на что я и смел надеяться, придя сюда, мадам, — продолжил пастор, склонившись в еще более низком поклоне, — поскольку должен вам признаться, что мои друзья поведали мне о том, что у вас долгие годы служит человек немецкого происхождения, принадлежащий, судя по всему, к реформистской церкви, вероятно лютеранин. Кроме того, я встречал его раньше, это Гийом Лютцен. Он позволил мне надеяться на то, что у вас я найду приют на эту ночь.
— Вы действительно можете быть в этом уверены, месье, и даже на последующие дни, если вы пожелаете.
— Мое единственное желание — служить Господу, чем могу. И именно Господь вдохновил меня снова. Признаюсь, что особенно я хотел бы увидеться с месье бароном, вашим супругом, мадам… так как мне надо ему передать…
— У вас есть поручение для моего мужа? — сильно удивилась мадам де Сансе.
— Не поручение, а может быть, миссия. Сожалею, что не могу поделиться ею ни с кем, кроме него.
— Разумеется, месье. Кроме того, я слышу стук копыт его лошади.
Вскоре явился барон Арман. Его, должно быть, предупредили о нежданном госте. Он не засвидетельствовал гостю своего обычного радушия. Он казался напряженным и как бы встревоженным.
— Правда ли, месье пастор, что вы прибыли из Америк? — поинтересовался он после обычных приветствий.
— Да, месье барон. И я был бы рад остаться с вами ненадолго с глазу на глаз, для того чтобы побеседовать с вами об одном известном вам человеке.
— Тише! — произнес повелительно Арман де Сансе, бросая тревожный взгляд на дверь.
