Анжелика. Маркиза Ангелов - [42]

После этого принц Конде возглавил королевскую армию и взял Париж в осаду. Парламент продолжил восстание в столице, но его положение пошатнулось. Парижский коадъютор, принц Гонди, мечтающий занять место Мазарини, тоже присоединился к бунтовщикам. А я последовал за принцем Конде.

— Да уж, хорошие дела творятся на свете, — вздохнул старый барон. — Ни разу во время правления Генриха IV мир не видел подобных беспорядков. Парламентарии, принцы, затевающие бунты против короля Франции, все это влияние идей, что доносятся до нас с той стороны Ла-Манша. Говорят, что бунт английского парламента против короля дошел до того, что они осмелились заключить его в тюрьму?

— И даже уложить его голову на плаху. Его Величество Карл I был казнен в Лондоне в прошлом месяце.[47]

— Какой ужас! — ошеломленно воскликнули все вокруг.

— Как вы можете себе представить, это новость не обрадовала никого при дворе, куда к тому же явилась заплаканная вдова английского короля со своими двумя детьми. После этого было решено оставаться жестокими и непримиримыми к взбунтовавшемуся Парижу. Поэтому меня послали помогать маркизу де Сен-Мору поднимать армии в Пуату. Я был бы удивлен, если на моих землях и на ваших, дорогой кузен, я не смогу завербовать по крайней мере полк, которым бы смог командовать мой сын. Итак, посылайте всех лодырей и бездарей к моим помощникам, барон. Мы сделаем из них драгунов.

— Значит, вновь говорят о войне? — медленно сказал барон Арман. — А ведь казалось, что скоро все пойдет на лад. Разве осенью не был подписал Вестфальский мир, закрепивший поражение Австрии и всей Германской империи? Мы думали, что сможем немного перевести дух. И это все при том, что нашим краям не на что жаловаться, если вспомнить о деревнях Пикардии и Фландрии, вот уже тридцать лет занятых испанцами…

— Люди уже привыкли к этому, — с легкостью ответил маркиз. — Дорогой мой, война — необходимое зло, и требовать мира — почти ересь, если Бог не желает его для нас, бедных грешников. Просто надо всегда быть среди тех, кто воюет, а не среди тех, с кем воюют… Что касается меня, я всегда выбираю первое, благо мое положение дает мне на это право. Единственная неприятность во всем этом, что моя жена заняла в Париже… да, другую сторону, сторону парламента. Впрочем, я не думаю, что она найдет себе любовника среди этих важных ученых мужей, у них слишком мало лоска. Но вы же знаете, что дамы обожают интриги, и Фронда их просто очаровала. Они объединились вокруг дочери Гастона Орлеанского, брата короля Людовика XIII. Они носят голубые шарфы через плечо и даже маленькие шпаги в кружевных портупеях. Все это очень красиво, но я не могу не беспокоиться за маркизу…

— Она может попасть в какую-нибудь нехорошую историю, — простонала Пюльшери.

— Нет. Она, конечно, взбалмошна, но осторожна. Меня мучит другое, а если что дурное и случится, пострадавшим буду я. Вы меня понимаете? Такая разлука гибельна для супруга, который не любит ни с кем делиться. Что до меня, то…

Он остановился, неистово закашлявшись из-за того, что конюх, только что возведенный в должность камердинера, бросил в камин, пытаясь оживить огонь, огромную влажную охапку соломы. В клубах дыма, который повалил из камина, несколько минут слышались одни лишь приступы кашля.

— Милостивый боже! Дорогой кузен, — воскликнул маркиз, когда смог наконец отдышаться, — я понимаю ваше желание вздохнуть свободно. Ваш полоумный слуга заслуживает розг.

Он все превращал в шутку, и Анжелика находила его милым, несмотря на высокомерие. Разговоры увлекали ее. Казалось, что старый замок, только что стоявший в оцепенении, проснулся и открыл свои тяжелые двери навстречу новому миру, полному жизни. И к тому же дядя верил, что ее семья ведет свой род от феи Мелюзины, и когда он говорил о Раймоне де Форезе, забывчивом супруге этой феи, то называл его фамильярно Раймонден, как позволяли себе только уроженцы Пуату.

Но зато его сын все сильнее хмурил брови. Он сидел на стуле словно одеревенев, со своими светлыми кудрями, красиво лежащими на кружевном воротнике, и бросал полные ужаса взгляды на Жослена и Гонтрана, которые, прекрасно осознавая, какое впечатление производят, ковыряли пальцами в носу и почесывали голову, чтобы еще больше походить на оборванцев. Их проделки расстраивали Анжелику и вызывали в ней чувство, похожее на тошноту. Впрочем, она уже некоторое время чувствовала себя нехорошо, мучаясь от болей в животе, и Пюльшери запретила ей есть любимую сырую морковь. Но в этот вечер, несмотря на многочисленные волнения и забавы, которые принесли нежданные гости, она, казалось, была готова вот-вот заболеть. Каждый раз при взгляде на кузена Филиппа дю Плесси у нее сжималось горло, и она не знала, было ли это отвращение или восхищение. Никогда раньше она не видела такого красивого мальчика.

Волосы, шелковая бахрома которых обрамляла лоб, сверкали золотом, и рядом с ними ее собственные кудри казались темными. Черты его лица были совершенны. Костюм из тонкого серого сукна, с кружевами и голубыми лентами очень шел к розовой коже. Его можно было бы принять за девушку, если бы не жестокий взгляд, в котором не было ничего женского.