Аня в Стране чудес - [19]

Тогда, тяжело переводя дух, Королева обратилась к Ане:

— Ты еще не была у Чепупахи?

— Нет, — ответила Аня. — Я даже не знаю, что это.

— Это то существо, из которого варится поддельный черепаховый суп, — объяснила Королева.

— В первый раз слышу! — воскликнула Аня.

— Так пойдем, — сказала Королева. — Чепупаха расскажет тебе свою повесть.

Они вместе удалились, и Аня успела услышать, как Король говорил тихим голосом, обращаясь ко всем окружающим: «Вы все прощены».

«Вот это хорошо», — подумала Аня. До этого ее очень угнетало огромное число предстоящих казней.

Вскоре они набрели на Грифа, который спал на солнцепеке.

— Встать, лежебока! — сказала Королева. — Изволь проводить барышню к Чепупахе, и пусть та расскажет ей свою повесть. Я должна вернуться, чтобы присутствовать при нескольких казнях, которые я приказала привести в исполнение немедленно.

И она ушла, оставив Аню одну с Грифом.

С виду животное это казалось пренеприятным, но Аня рассудила, что все равно, с кем быть — с ним или со свирепой Королевой.

Гриф сел и протер глаза. Затем смотрел некоторое время вслед Королеве, пока та не скрылась, и тихо засмеялся.

— Умора! — сказал Гриф не то про себя, не то обращаясь к Ане.

— Что умора? — спросила Аня.

— Да вот она, — ответил Гриф, потягиваясь. — Это, знаете ль, все ее воображенье: никого ведь не казнят. Пойдем!

— Все тут говорят — пойдем! Никогда меня так не туркали, никогда!

Спустя несколько минут ходьбы они увидели вдали Чепупаху, которая сидела грустная и одинокая на небольшой скале. А приблизившись, Аня расслышала ее глубокие, душу раздирающие вздохи. Ей стало очень жаль ее.

— Какая у нее печаль? — спросила она у Грифа, и Гриф отвечал почти в тех же словах, что и раньше:

— Это все ее воображенье. У нее, знаете, никакого и горя нет!

Они подошли к Чепупахе, которая посмотрела на них большими телячьими глазами, полными слез, но не проронила ни слова.

— Вот эта барышня, — сказал Гриф, — желает услышать твою повесть.

— Я все ей расскажу, — ответила Чепупаха глубоким, гулким голосом. — Садитесь вы оба сюда и молчите, пока я не кончу.

Сели они, и наступило довольно долгое молчанье. Аня подумала: «Я не вижу, как она может кончить, если не начнет». Но решила терпеливо ждать.

— Некогда, — заговорила наконец Чепупаха, глубоко вздохнув, — я была настоящая черепаха.

Снова долгое молчанье, прерываемое изредка возгласами Грифа — хкрр, хкрр… — и тяжкими всхлипами Чепупахи.

Аня была близка к тому, чтобы встать и сказать: «Спасибо, сударыня, за ваш занимательный рассказ», но все же ей казалось, что должно же быть что-нибудь дальше, и потому она оставалась сидеть смирно и молча ждала.

— Когда мы были маленькие, — соизволила продолжать Чепупаха, уже спокойнее, хотя все же всхлипывая по временам, — мы ходили в школу на дне моря. У нас был старый, строгий учитель, мы его звали Молодым Спрутом.

— Почему же вы звали его молодым, если он был стар? — спросила Аня.

— Мы его звали так потому, что он всегда был с прутиком, — сердито ответила Чепупаха. — Какая вы, право, тупая!

— Да будет вам, стыдно задавать такие глупые вопросы! — добавил Гриф. И затем они оба молча уставились на бедняжку, которая готова была провалиться сквозь землю. Наконец Гриф сказал Чепупахе:

— Валяй, старая! А то никогда не окончишь.

И Чепупаха опять заговорила:

— Мы ходили в школу на дне моря — верьте не верьте…

— Я не говорила, что не верю, — перебила Аня.

— Говорили, — сказала Чепупаха.

— Прикуси язык, — добавил Гриф, не дав Ане возможности возразить. Чепупаха продолжала:

— Мы получали самое лучшее образованье — мы ходили в школу ежедневно.

— Я это тоже делала, — сказала Аня. — Нечего Вам гордиться этим.

— А какие были у вас предметы? — спросила Чепупаха с легкой тревогой.

— Да всякие, — ответила Аня, — география, французский…

— И поведенье? — осведомилась Чепупаха.

— Конечно, нет! — воскликнула Аня.

— Ну так ваша школа была не такая хорошая, как наша, — сказала Чепупаха с видом огромного облегченья. — У нас, видите ли, на листке с отметками стояло между прочими предметами и «поведенье».

— И Вы прошли это? — спросила Аня.

— Плата за этот предмет была особая, слишком дорогая для меня, — вздохнула Чепупаха. — Я проходила только обычный курс.

— Чему же Вы учились? — полюбопытствовала Аня.

— Сперва, конечно, — чесать и питать. Затем были четыре правила арифметики: служенье, выметанье, уморженье и пиленье.

— Я никогда не слышала об уморженьи, — робко сказала Аня. — Что это такое?

Гриф удивленно поднял лапы к небу.

— Крота можно укротить? — спросил он.

— Да… как будто можно, — ответила Аня неуверенно.

— Ну так, значит, и моржа можно уморжить, — продолжал Гриф. — Если Вы этого не понимаете, Вы просто дурочка.

Аня почувствовала, что лучше переменить разговор. Она снова обратилась к Чепупахе:

— Какие же еще у вас были предметы?

— Много еще, — ответила та. — Была, например, лукомория, древняя и новая, затем — арфография (это мы учились на арфе играть), затем делали мы гимнастику. Самое трудное было — язвительное наклонение.

— На что это было похоже? — спросила Аня.

— Я не могу сама показать, — сказала Чепупаха. — Суставы мои утратили свою гибкость. А Гриф никогда этому не учился.