Аня с острова Принца Эдуарда - [60]
Не было недостатка в тех, кто желал занять освободившееся место Гилберта. Но Аня пренебрежительно, без страха и угрызений совести отвергала этих претендентов. Если уж ей не суждено встретить в своей жизни настоящего Прекрасного Принца, то в заместителе его она не нуждается. Именно это с полным убеждением говорила она себе в тот серый день в продуваемом ветрами парке.
Неожиданно с шумом и шелестом хлынул дождь, напророченный тетей Джеймсиной. Аня раскрыла зонтик и поспешила вниз по склону холма. Когда она свернула на дорогу, ведущую к гавани, с моря налетел неистовый порыв ветра. Зонтик мгновенно вывернулся наизнанку. Аня в отчаянии судорожно схватилась за его край. И вдруг… рядом с ней раздался голос:
— Простите… не могу ли я предложить вам укрыться под моим зонтом?
Аня подняла глаза. Высокий, стройный, с незаурядной внешностью… темные, меланхолические, загадочные глаза… звучный, мелодичный, проникновенный голос… Да, тот самый — герой ее девичьих грез — стоял перед ней во плоти. Он не мог бы более походить на ее идеал, даже если бы был изготовлен на заказ.
— Спасибо, — сказала она смущенно.
— Нам лучше поскорее добраться до той маленькой беседки возле мыса, — продолжил незнакомец. — Там мы сможем переждать ливень. Вряд ли дождь долго будет таким сильным.
Слова были самыми обыкновенными, но что за интонации! А улыбка, которая сопровождала их! Аня почувствовала, как странно забилось вдруг ее сердце.
Вместе они добежали до беседки и, запыхавшиеся, сели на скамью под ее гостеприимным кровом. Аня, смеясь, приподняла свой вероломный зонтик.
— Когда мой зонтик выворачивается наизнанку, я бываю совершенно убеждена в греховности неодушевленных предметов, — весело сказала она.
Капли дождя сверкали на ее блестящих волосах, выбившиеся из прически завитки падали на лоб и шею. Щеки ее раскраснелись, большие глаза сияли как звезды. Ее спутник смотрел на нее с восхищением. Она почувствовала, что краснеет под этим взглядом. Кто бы он мог быть? О, на лацкане его сюртука ленточка: цвета Редмонда — белый и алый. Однако ей всегда казалось, что она знает — по крайней мере, в лицо — всех редмондских студентов, кроме первокурсников. Но этот утонченный молодой человек, разумеется, никак не мог быть первокурсником.
— Мы оба студенты Редмонда, как я вижу, — сказал он, с улыбкой глядя на Анину ленточку. — Это должно явиться вполне достаточной рекомендацией. Меня зовут Ройэл Гарднер. А вы та самая мисс Ширли, которая на днях прочла доклад о Теннисоне на заседании Общества филоматов[58], не правда ли?
— Да, но я совершенно не помню, чтобы я вас где-то видела, — откровенно призналась Аня. — Скажите, пожалуйста, на каком вы курсе?
— У меня такое ощущение, что пока ни на каком. Два года назад я закончил второй курс Редмонда и с тех пор жил в Европе. Теперь я вернулся, чтобы закончить университет.
— Я тоже на третьем курсе, — улыбнулась Аня.
— Значит, мы не только в одном университете, но даже и на одном курсе. Это примиряет меня с потерей тех двух лет, что «съела саранча», — сказал ее спутник с бесконечно многозначительным выражением своих чудесных глаз.
Дождь упорно лил добрых полчаса. Но это время пронеслось незаметно. Когда тучи рассеялись и лучи бледного ноябрьского солнца брызнули наискось через гавань и сквозь сосны, Аня и ее спутник вместе направились домой. К тому времени, когда они добрались до ворот Домика Патти, мистер Гарднер успел попросить позволения «бывать» и получил его. Аня вошла в гостиную с пылающими щеками, сердце билось так, что кровь стучала в кончиках пальцев. Паленому, который вскочил к ней на колени и попытался приласкаться, был оказан весьма прохладный прием. В тот момент Аня, с душой, наполнившейся романтическим трепетом, не могла уделить внимание какому-то корноухому коту.
В тот же вечер в Домик Патти была доставлена посылка для мисс Ширли: коробка с дюжиной великолепных роз. Фил дерзко набросилась на выпавшую из букета карточку и прочитала имя и стихотворную цитату на обороте.
— Ройэл Гарднер! — воскликнула она. — Ну и ну, Аня, я и не знала, что ты знакома с Роем Гарднером!
— Я встретила его сегодня в парке во время дождя, — поспешила объяснить Аня. — Ветер вывернул мой зонтик, а он пришел мне на помощь.
— О! — Фил с любопытством вгляделась в Анино лицо. — И неужели это чрезвычайно банальное происшествие может служить основанием для того, чтобы он присылал нам дюжинами розы на длинных стеблях вместе с очень сентиментальными стишками? Или для того, чтобы мы заливались божественно прекрасным румянцем, когда смотрим на его записку? О Анна, выдает тебя твое лицо!
— Не говори глупостей, Фил. Ты знаешь мистера Гарднера?
— Я встречала двух его сестер и слышала о нем самом, как слышал любой достойный человек в Кингспорте. Гарднеры принадлежат к числу самых богатых и аристократических «синеносых» семейств. Рой восхитительно красив и умен. Два года назад здоровье его матери заметно пошатнулось, и он был вынужден оставить университет и выехать с ней за границу — отец его умер. Для него, вероятно, было большим разочарованием то, что пришлось бросить учебу, но говорят, он вел себя в этих обстоятельствах очень мило и совсем не роптал. О-ля-ля, Аня! Пахнет романом! Я почти завидую тебе, но не совсем. Рой Гарднер — это все же не Джонас.
«Энн из Зелёных Крыш» – один из самых известных романов канадской писательницы Люси Монтгомери (англ. Lucy Montgomery, 1874-1942). *** Марилла и Мэтью Касберт из Грингейбла, что на острове Принца Эдуарда, решают усыновить мальчика из приюта. Но по непредвиденному стечению обстоятельств к ним попадает девочка Энн Ширли. Другими выдающимися произведениями Л. Монтгомери являются «История девочки», «Золотая дорога», «Энн с острова Принца Эдуарда», «Энн и Дом Мечты» и «Эмили из Молодого месяца». Люси Монтгомери опубликовала более ста рассказов в газетах «Кроникл» и «Эхо», прежде чем вернулась к своему давнему замыслу, книге о рыжеволосой девочке и ее друзьях.
Героине романа Валенси Стирлинг 29 лет, она не замужем, никогда не была влюблена и не получала брачного предложения. Проводя свою жизнь в тени властной матери и назойливых родственников, она находит единственное утешение в «запретных» книгах Джона Фостера и мечтах о Голубом замке, где все ее желания сбудутся и она сможет быть сама собой. Получив шокирующее известие от доктора, Валенси восстает против правил семьи и обретает удивительный новый мир, полный любви и приключений, мир, далеко превосходящий ее мечты.
Канада начала XX века… Позади студенческие годы, и «Аня с острова Принца Эдуарда» становится «Аней из Шумящих Тополей», директрисой средней школы в маленьком городке. С тех пор как ее руку украшает скромное «колечко невесты», она очень интересуется сердечными делами других люден и радуется тому, что так много счастья на свете. И снова поворот на дороге, а за ним — свадьба и свой «Дом Мечты». Всем грустно, что она уезжает. Но разве не было бы ужасно знать, что их радует ее отъезд или что им не будет чуточку не хватать ее, когда она уедет?
Во втором романе мы снова встречаемся с Энн, ей уже шестнадцать. Это очаровательная девушка с сияющими серыми глазами, но рыжие волосы по-прежнему доставляют ей массу неприятностей. Вскоре она становится школьной учительницей, а в Грингейбле появляются еще двое ребятишек из приюта.
Канада начала XX века… На берегу красивейшей гавани острова Принца Эдуарда стоит старый домик с очень романтичной историей. Он становится «Домом Мечты» — исполнением сокровенных желаний счастливой двадцатипятилетней новобрачной. Жизнь с избранником сердца — счастливая жизнь, хотя ни один дом — будь то дворец или маленький «Дом Мечты» — не может наглухо закрыться от горя. Радость и страдание, рождение и смерть делают стены маленького домика священными для Ани.
За три поколения семьи Дарк и Пенхаллоу переженились между собой, что не уменьшило, однако, их нелады и размолвки. Теперь престарелая эксцентричная глава клана тетя Бекки огласила свое завещание относительно имущества, важную часть которого составляла фамильная реликвия — легендарный кувшин Дарков. Для будущего его владельца она придумала несколько условий, но так и не сообщила, кто же под них подходит, кому именно она завещает кувшин. В ближайшие двенадцать месяцев клан постигли большие семейные перемены: кто-то порвал помолвку, кто-то помирился, кто-то поссорился, кто-то вернулся к своим старым связям — и все это так или иначе было связано с наследием тети Бекки.
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Впервые переведенная на русский язык книга известной канадской писательницы Люси Мод Монтгомери (1877–1942), открывающая новую серию романов, повествует о судьбе рыжеволосой героини, которую Марк Твен назвал "самым трогательным и очаровательным ребенком художественной литературы со времен бессмертной Алисы".
По соседству с Блайтами поселилось семейство овдовевшего священника. Отец живет в мире Бога и фантазий, а изобретательные и непоседливые отпрыски предоставлены сами себе. Толком не зная, что можно, а чего нельзя, они постоянно влипают в истории. И все же трудно представить себе более любящую и заботливую семью.
Канада начала XX века… Инглсайд — большой, удобный, уютный, всегда веселый дом — самый замечательный дом в мире, по мнению его хозяйки, счастливой матери шестерых детей. Приятно вспомнить прошлое и на неделю снова стать «Аней из Зеленых Мезонинов», но в сто раз лучше вернуться домой и быть «Аней из Инглсайда». Она стала старше, но она все та же — неотразимая, непредсказуемая, полная внутреннего огня, пленяющая своим легким юмором и нежным смехом. Жизнь — это радость и боль, надежды, страхи и перемены — неизбежные перемены.