Аня Каренина - [10]

[+++]

Третий день в квартире Карениных-Облонских царил чудовищный хаос. На кухонном столе громоздились немытые кастрюли, в коридоре стоял чад от сгоревшего растительного масла, в нос била вонь от переполненного помойного ведра, по всему полу виднелись грязные разводы и в довершение всего не прекращающийся ни на секунду истошный младенческий рёв. Долли, воплощая в жизнь лозунг «Мы не рабы! Рабы не мы!», оставила обоих отпрысков на попечение Стивы и куда-то ушла «по делам».

Отец, нисколько не смутившись, на основании глубокого убеждения в необходимости развивать детскую самостоятельность тут же перепоручил детей самим себе. Проблему непрекращающегося детского плача Облонский решил вообще просто. Он закрылся на балконе со своей любимой полуторалитровой пивной бутылкой, надел наушники плейера, нашёл любимое радио, сел в старое потёртое кресло и положил ноги на нагретый солнцем бортик. Открыв бутылку, Стива сделал приличный глоток. Незамедлительно исполнившись ощущения полного наслаждения жизнью, он развернул газету, положил её себе на колени и закурил маленькую вонючую сигаретку без фильтра.

Обернувшись через некоторое время, через грязное балконное стекло увидел, что Таня развела Гришке смесь и кормит его из бутылочки.

— О! — Стива поднял вверх палец. — Главная цель воспитания — научить детей обходиться без родителей.

Облонский давно бы развёлся, если бы не минимальный житейский комфорт, который создавала жена для всей его семьи, — стирка, глажка, уборка, готовка — всё на ней. И кроме того, случайные заработки Стивы были настолько редкими, что можно только подивиться, каким образом Долли удаётся накормить и более-менее одеть семью из четырёх человек на эти смешные деньги! Иногда Стиве становилось даже жаль супругу, но Облонский почему-то испытывал некую необъяснимую сладость от её рабства — ведь ей совершенно некуда деваться с двумя её отпрысками!

У Стивы не было к детям никаких особенных чувств. Он не мог понять и не верил другим мужикам, когда те говорили, что переживают из-за детей, что ночей не спят. Облонский считал, что это всё так, трёп для красного словца. Он жил и терпел все неудобства, связанные с наличием детей, — потому что так надо, потому что большинство отцов живёт со своими детьми. Хотя Гришка раздражал всем, что делал. Больше всего Стиву бесило чмоканье, с которым сын сосал грудь Долли, а ещё вид его памперсов в помойном ведре. Слава богу, такое случалось очень редко. Один памперс стоит почти как бутылка пива.

— Только преодолевая трудности, человек развивается, — как-то сказал Стива жене в ответ на предложение вместо пива покупать памперсы. — Думаешь, почему америкосы такая тупая нация? Потому что им с младенчества всё «сухо и комфортно». А у Гагарина памперсов не было!

Незаметно для себя Стива увлёкся газетой. Какой-то футболист остаётся ещё на год в Германии за 36 миллионов долларов. «Ужас какие бабки! Мне бы такие — вот уж я бы оттянулся! Купил бы квартирку в центре с видом на реку, завёл бы машину, каждый день спал бы с новыми бабами! Причём только с моделями. А поутру на лоб сто баксов и пинком под зад. Это тоже шлюхи, даром что холёные», — размышлял он по ходу чтения статьи.

Наши опять продули китайцам в волейбол, пловцы получили золотую и бронзовую медаль на чемпионате. Редакция газеты обещала телевизор тому, кто угадает финальный счет Кубка России по футболу. Постепенно Стива утомился чтением газеты и погрузился в свои мысли, машинально доставая из пакета тонкие хрустящие ломтики картошки и запивая их мутным дешёвым пивом. Мысли его посещали преимущественно гастрономические.

Вот, например, вчера днём он зашёл к одной своей старой знакомой, Лидии Ивановне, которую за глаза презрительно называл «Самоваром» из-за дурацкой манеры сначала скандалить, а потом уже думать, из-за чего, собственно, сыр-бор. Самовар после развода с мужем маялась от одиночества, ей было совершенно не с кем поделиться своими мыслями о несовершенстве мира.

Лидия Ивановна выставила перед Стивой массу тарелок с самой разной едой — был и куриный суп, и картошка со свининой, и бутерброды с сыром и колбасой, и маленькие пирожные с кремом, конфеты.

— Вкусно! Вот дурак, от такой кормёжки отказался! — щедро ругал гость сбежавшего мужа.

— Да, вот и я тоже думаю, помается он с этой своей дурой, которая даже яичницу пожарить толком не может, и вернётся.

— Конечно, вернётся! — поддакивал Стива.

— Думаешь?

— Сто пудов! Куда ему деваться? Мужики без хорошего ухода не могут, — авторитетно, со знанием дела заявлял Стива, укладывая на хлеб масло толстыми ломтиками.

Лидия Ивановна с нежностью посмотрела на Стиву. «Вот ведь говно говном, а имела бы такого мужика и не боялась, что он куда-то денется. Куда ему деваться-то, безработному с голой задницей? Жил бы тихонько приживалочком, не скандалил…» И Лидия Ивановна ощутила сладкое томление внизу своего обвислого жирного живота.

Стива смутно догадывался о тайных мечтах Лидии Ивановны. Но делал вид, что не замечает томных взглядов и беспрестанного ёрзанья Самовара на стуле. Даже на тот случай, если Лидия Ивановна перед ним недвусмысленно бы обнажилась и попросила взять её на столе, у Стивы был план. Он выкатит изумлённые глаза и объяснит, что слишком уважительно к ней относится и не может с нею так поступить. А если и поступит, то после этого — как честный человек — должен будет жениться и непременно переехать к ней в квартиру на полное довольствие. Такая угроза, по мнению Облонского, должна была охладить любовный пыл Самовара.