Ануш - [4]

Так вот, говорю, не сомкнул еще глаз;

А помню – был горький, полуночный час…

Две тени мелькнули, пустились бегом

От пса и пропали во мраке ночном…

Туда побежали».

Толпа удальцов

В ущелье сошла и двоих беглецов

Недавние там отыскала следы,

Терявшиеся на песке у воды.

XIX

Шло время. Толпа деревенских парней

Все горы обрыскала за сорок дней,

Но только Саро-пастуха не нашла,

Укравшего дерзко Ануш из села.

И парни ни с чем воротились домой.

Про удаль Саро говоря меж собой:

«Эх, вот у кого нам пример надо брать!

Друзья, вот как надо невест умыкать!..»

Но, жаждою мести снедаемый, брат

Беглянки Ануш не вернулся назад.

Дал клятву Моси беглецов проследить,

Убить их на месте и гнев утолить.

В горах он скитался…

Но вот как-то раз

Со жницами женщинами в поздний час

В изодранном платье, понурясь, тайком

Беглянка вернулась в родительский дом.

XX

«Эй, слышишь, Вардишах, коль любишь меня, -

Раскинь-ка на счастье горсть ячменя!

Исчахнуть бы мне, ослепнуть бы мне!

Послушай, что мне приснилось во сне»

…Ущельем иду, где воды шумят,

И овцы Саро в ущелье стоят,

Язык обрели – и песню поют,

Согласно поют, чудесно поют,

Раскинь свой ямчень! Порадуй сестру!

Ой, плох этот сон… Ох, он не к добру…

О боже, врата свои нам открой;

Ты нас сотворил, мы – прах пред тобой!..

Безгласные овцы в ущелье глухом

Так пели, сестрица, как мы не споем;

Бедняги Саро убогая мать

С платочком пошла пред ними плясать…»

«Услышь, Манишак, к несчастью твой сон,

Гляди на ячмень – как падает он:

Вот – зло, вот – добро… А это – гляди:

Саро… он стоит на черном пути.

Господь, молодца Саро пощади!

В дом старой нани беду не пусти!..»

XXI

И бродит Саро по горам родным,

Как загнанный зверь, из оврага в овраг.

И рок впереди, и пуля за ним,

Луга ему – ад и друг ему – враг.

Когда ж на горах закат догорит,

И вечер дарит отрадную тьму -

Его баяти печально звучит,

И горы-друзья внимают ему:

«Ночные горы – эгей!

Вас мое горе темней.

Ой, горы, вам я кричу,

Одни вы вторите мне!

С надеждой к вам я бежал,

Я так от мира устал!

О горы, скройте меня

В глухих расселинах скал!

Как к дому друга, иду

К скалистым кручам во льду.

Умру, избавлюсь от мук,

Ночлег спокойный найду.

Умру… но как же она?

Ах, эта мысль мне страшна.

Пусть я избавлюсь от мук -

Она, как будет одна?»

ПЕСНЬ ПЯТАЯ

XXII

Рыдает Ануш, пав на землю лицом.

Соседки безмолвно столпились кругом;

Не знают они, что ей, бедной, сказать.

И чем обнадежить, и как утешать?..

Покамест бог миловал, – бешеный брат

Из дальних полей не вернулся назад…

Но с пеной у рта жестокий отец

Плюется, клянет несчастную дочь:

«Пусть горе тебе принесет твой венец!

Уйди ты, распутница, с глаз моих прочь!

Подальше от дома свой стыд уноси,

Уйди! Не позорь ты отца своего!

Ты знала – его ненавидит Моси,

Ты знала – что мы невзлюбили его!

Так как же решилась ты с ним убежать?

Нет! Лучше б тебе в могиле лежать!..»

На крик старика все селенье сошлось,

И слышно: «Утихни!.. Умерь свою злость!..»

И сельский священник приплелся на крик -

Осанистый белобородый старик.

«Прочь, прочь уходите! – он людям сказал, -

Уйдите, чтоб сам я всю правду узнал!

Ануш все мне скажет сама, И тогда

Увидите, что поправима беда.

Не плачь, успокойся, утихни, мой свет!

Скажи мне, ты любишь его или нет?

Сама захотела ты с ним убежать?..

Сама? Ну, так должен я вас обвенчать. -

И все тут!..»

«Эй! кто там так громко кричит?..

Да, что там?.. Пускай кто-нибудь поглядит!..

Убил?.. Кто?.. Моси?.. Нехватало беды…

Ануш, эй, Ануш!.. поскорее – воды!..»

XXIII

Как бурный поток, что, свиреп и могуч,

Внезапно бы на землю хлынул из туч,

Как яростный вихрь, распахнувший крыла,

Помчалась толпа парней из села.

Спешат, уж не спрашивая ни о чем,

Гонимые горем, как черным смерчом.

Влетели в ущелье. И мнится – у ног

Шипит и клубится кровавый поток…

И вмиг – никого не осталось в селе.

Теснясь, в нетерпенье стоят на скале.

И, с трепетом вслушиваясь в каждый звук,

Глядят напряженно. Но скалы вокруг

Безмолвны. Лишь пену бушующих вод

Бессонный Дэв-Бед по дну бездны несет.

XXIV

И вот показался убийца из мглы

Ущелья. Шаги неверны, тяжелы.

Идет… Все черты его искажены,

Глаза выраженьем ужасным полны,

И – страшный, медлительный – к двери своей

Прошел он, не глядя на лица людей;

Повесил на столб волосатой рукой

Ружье свое, схожее с черной змеей.

Застыла толпа. Каждый – как онемел

От страха… Никто и дохнуть не посмел,

Молчат. Вдруг завыла старуха одна.

Лицо раздирает и вопит она;

«Арай!» Это сын ее, сын… он убит.

Она, обезумев от горя, бежит.

И, страшен и нечеловечески дик.

В пустынном ущелье звучит ее крик.

XXV

И с воплем «арай» исступленной толпой

Все женщины кинулись узкой тропой

В ущелье, за матерью вслед. И вдали

Ее возле мертвого сына нашли.

И плач их надгробный так скорбно звучал,

Что душу, казалось, живым разрывал.

И юноши с горестной думой в глазах

Уселись понуро на ближних камнях.

А женщины плакали – сгиб удалед….

Жалели покинутых сирых овец.

Бедняжку Анув помянули потом

Бездушным проклятьем.

Скорбели о там,

Что вот, мол, все юноши в горы пойдут,

Саро одного лишь с собой не возьмут.

Что некому будет собак накормить,

Что с кровли начнут они, бедные, выть,

Что палица с грозной щетиной гвоздей

Покроется сажей на полке своей.

Что длинный кинжал, украшенье стены.

Заржавеет, вдвинутый праздно в ножны.