Антропологические традиции - [51]

Прямо идиллия для ученого, да? К сожалению, не совсем идиллия. Формат и угол зрения все равно задаются средствами массовой информации — наша задача, по большому счету, состоит в заполнении той или иной графы деталями (или в отказе от этого «заполнения» — в таком случае будет найден другой специалист, который согласится). Тем не менее считать газеты «воплощением зла» — непродуктивная позиция. Да, они — не рецензируемые журналы, но и тут антрополог способен внести крупицу, показывающую, что предмет более сложен, чем кажется, — заронить сомнение в чем-то, что представляется самоочевидным. Учитывая, что наше профессиональное существование зависит от возможности цитировать других людей и описывать жизнь других людей, мы не должны ставить себя выше других, т. е. в такую позицию, при которой другие не смогут сослаться на нас.

Однако и это не значит, что никаких границ не должно существовать. В самом деле, антропологию легко свести к жанру легкого развлечения, если следовать тактике, которую ди Леонардо называет «антропологическим гамбитом»: «Перенесение „наших“ характеристик на „них“, а „их“ — на „нас“ всегда является хорошим предметом для смеха в попсовой культуре» (di Leonardo 1998: 57). Эта тактика легкого противопоставления «нас» и «них», по ее мнению, делает невидимыми отношения власти, контекст, историю и лишь тривиализирует культурные различия. Она жестко критикует речь Леви-Стросса на приглашенном выступлении в Коллеж де Франс, в которой «мэтр» антропологии сравнивает ритуал приглашенного выступления в сегодняшней академической среде с ритуалами канадских индейцев, где символически демонстрируется власть. «Это вычурное сравнение влиятельной, поддерживаемой государством интеллигенции с бесправной группой североамериканцев, — говорит ди Леонардо, — пример беспардонности» (di Leonardo 1998: 66). Я лично, однако, не вижу здесь беспардонности, да и вообще не думаю, что излишний юмор вреден в попытках антропологов заговорить с аудиторией. Да, сравнения могут быть глупыми, поверхностными и наивными, но в конечном счете даже самые карикатурные из них сближают нас друг с другом. Наша аудитория — вовсе не пассивная масса, воспринимающая все некритически, и «антропологический гамбит» может заставить ее смеяться как над нами, так и над собой.

Конечно, антропологические исследования и журналистика различаются по целому ряду параметров, который придает взаимоотношениям между двумя сторонами характер беспорядочный и подчас даже удручающий. Главный из этих параметров — скорость. Антропологическая работа — медленна; журналистика — скора. Тесно связан с этим и другой параметр, имеющий отношение к сложности/простоте. Журналисты обычно стремятся преподать проблему на обыденном языке, они работают в условиях жесткого ограничения времени и объема, и от них ожидается рассказ с простым и доступным выводом в конце.

Более того, в большинстве обществ искусство журналистики не ценится высоко. В финансово развитых странах журналистика все чаще ассоциируется с ремеслом «делания сенсаций» и коммерциализированной «таблоидной» прессой. Опросы о доверии публики к тем или иным профессиям свидетельствуют, что в таких странах, как, например, Великобритания или Норвегия, журналисты находятся на нижних ступенях рейтинговой лестницы, где-то рядом с политиками.

Журналисты нередко обращаются к ученым затем, чтобы самим фигурировать в интервью, или затем, чтобы просто получить нужные им сведения. Многие ученые отказываются сотрудничать с ними из-за существенных различий в целях и методах работы двух сторон. В некоторых случаях ученым действительно лучше оставаться в стороне от мира средств массовой информации. Результаты их исследований могут быть транслированы журналистом в переупрощенном виде, а сам глубинный смысл исследования, который важен для ученого, может не иметь для журналиста ровно никакого значения. И все же порой случается так, что интересы двух сторон пересекаются. А во взаимоотношениях СМИ конкретно с антропологией они пересекаются сегодня все чаще и чаще, ибо антропологи изучают многие из тех проблем, к которым средства массовой информации сами проявляют повышенный интерес: это проблемы полиэтничных обществ и миграции, национальной культуры и культурных изменений, родственных структур, новых условий работы, туризма, потребления и др.

Повторяю, в Норвегии антропология — частый гость в средствах массовой информации. Антропологи на регулярной основе дают комментарии по текущим событиям, пишут в газетных колонках, обсуждают вопросы меньшинств на телевидении, издают полемические книги для широкой аудитории и т. д. Все дилеммы, на которых я остановился выше, проявляются в этом сотрудничестве: сугубо научная часть работы антрополога отфильтровывается — остаются только его общие мнения; его взгляды преподносятся в контексте, продиктованном не той повесткой, которой изначально руководствовалось его исследование; конечный результат нередко удручающ, и антрополог порой остается с чувством, что его не поняли или подставили.

С другой стороны, некоторые антропологи научились использовать средства массовой информации в своих целях и знают, что нужно делать, чтобы повлиять на мнение публики, — это по большей части те антропологи, которые входят в слой критически настроенной интеллигенции с ее характерной политической миссией. На взаимоотношения средств массовой информации и антропологии поэтому следует смотреть не как на односторонний «паразитический» способ существования, но как на сложную связку, в которой имеет место борьба за правила определения ситуации. В самом деле, с точки зрения антропологов, средства массовой информации таят в себе еще не раскрытый потенциал как рычаги распространения очень сложных идей и понятий.