Антропологические традиции - [45]
Успех с горьковатым послевкусием: Рассказ о норвежской антропологии
В последние десятилетия в Норвегии социальная антропология развивалась очень успешно. Число профессионально занятых антропологов весьма велико. Предмет преподается как на начальном, так и на продвинутом уровне в четырех университетах (из пяти имеющихся) и нашел себе место даже в междисциплинарных курсах, читающихся в рамках других дисциплин и областей исследования (таких как социально-экономическое развитие, миграции, национализм). Число студентов, которых привлекает антропология как область специализации, остается на стабильно высоком уровне начиная с 1980-х годов. Полевые исследования проводятся в самых разных странах. Большое количество норвежских антропологов публикуется в международных изданиях, за пределами Норвегии, однако и «дома» существует свой антропологический дискурс на норвежском языке, поддерживаемый специализированными журналами и книгами. В качестве примера признания антропологии в широком научном сообществе можно привести тот факт, что в 2007 г., например, престижная исследовательская премия Университета Осло, вручаемая ежегодно, была отдана именно антропологу (С. Хауэлу). Наконец, следует сказать, что в более широкой общественной сфере, за пределами научных стен, люди довольно хорошо знают, чем занимается антропология, причем несколько норвежских антропологов входят даже в ряд значимых публичных фигур в стране.
Я постараюсь обсудить причины этого успеха антропологии в Норвегии, а также некоторые из его непредвиденных последствий (или, лучше сказать, то, в чем норвежская антропология, по моему мнению, стала жертвой или заложницей собственного успеха)[36].
Сегодня норвежская антропология в целом развивается в рамках того, что по сути является мейнстримом в англо-американской антропологической дисциплине, однако так дело обстояло не всегда. В первые десятилетия XX в. антропология в Норвегии находилась под большим влиянием немецкой этнографической и этнологической традиции (т. е. традиции Volkskunde и Völkerkunde), и антропологи того времени не всегда могли провести линию разграничения между изучением культуры и изучением расы (Kyllingstad 2004). И если некоторые, как, например, Уле Сулберг, профессор Этнографического музея Осло, уже тогда настаивали на идее независимости культуры от расы и говорили об «антропологии рас» как о псевдонауке, все же наследие той «расово ориентированной» традиции (связанной, конечно, с идеями ранней физической антропологии) оказалось преодолено в целом лишь после Второй мировой войны.
Современная социальная антропология в Норвегии начала обретать форму в 1950-х годах, поначалу находясь на маргинальных позициях за пределами стен университетов (одним из центров выступал, в частности, Этнографический музей). Первые кафедры антропологии были открыты в университетах Осло и Бергена лишь в начале 1960-х годов. На протяжении 1950-х годов дисциплина оставалась под влиянием немецкой традиции Völkerkunde, но испытывала также и влияние североамериканской антропологической традиции с ее идеей «четырех областей», которая превращала антропологию в широкую, всеобъемлющую «науку о человеке». Ведущей фигурой норвежской антропологии в это время был Гуторм Йессинг, профессор Этнографического музея, интеллигент и активный общественный деятель, выступавший за samnorsk — гибридный язык, который должен был объединить в себе черты двух основных вариантов норвежского: nynorsk и riksmel. Он был также убежденным защитником окружающей среды и основателем Социалистической народной партии (отпочковавшейся от левого крыла Лейбористской партии в начале 1960-х годов). Научные труды Йессинга раскрывают его как ученого-универсалиста, полагавшего, что возможностям антропологического знания практически нет границ. Писал ли он об этнографии саами или об особенностях экологической адаптации, Йессинг редко упускал шанс проанализировать политическую составляющую исследуемого предмета и пуститься в критическую саморефлексию. Антропология в понимании и исполнении Йессинга была своего рода «культурной критикой», даже если формально и не принадлежала к той характерной ветви развития антропологического знания, на которую обратили внимание Джордж Маркус и Майкл Фишер в их известной книге (Marcus, Fischer 1986).
Влиянию колоритных фигур, интеллигентов вроде Йессинга, однако, не суждено было оказаться продолжительным. Уже в 1950-х годах наиболее пытливые из аспирантов Этнографического музея стали быстро впитывать новые идеи британской социальной антропологии, видя в ней самую динамичную научную школу десятилетия. Аксель Соммерфелт с его коллегами Мейером Фортесом и Максом Глакменом рассуждали о том, что антропология — это сравнительное изучение социальных форм, в частности правовых и политических форм, и о том, что антропологические опыты ученых, подобных Йессингу, были слишком расплывчатыми и в конечном итоге слишком «любительскими», чтобы претендовать на статус «научных».
Учебник «Что такое антропология?» основан на курсе лекций, которые профессор Томас Хилланд Эриксен читает своим студентам-первокурсникам в Осло. В книге сжато и ясно изложены основные понятия социальной антропологии, главные вехи ее истории, ее методологические и идеологические установки и обрисованы некоторые направления современных антропологических исследований. Книга представляет североевропейскую версию британской социальной антропологии и в то же время показывает, что это – глобальная космополитичная дисциплина, равнодушная к национальным границам.
В истории антифеодальных народных выступлений средневековья значительное место занимает гуситское революционное движение в Чехии 15 века. Оно было наиболее крупным из всех выступлений народов Европы в эпоху классического феодализма. Естественно, что это событие привлекало и привлекает внимание многих исследователей самых различных стран мира. В буржуазной историографии на первое место выдвигались религиозные, иногда национально-освободительные мотивы движения и затушевывался его социальный, антифеодальный смысл.
Таманская армия — объединение Красной армии, действовавшее на юге России в период Гражданской войны. Существовала с 27 августа 1918 года по февраль 1919 года. Имя дано по первоначальному месту дислокации на Таманском полуострове.
В настоящей книге дается материал об отношениях между папством и Русью на протяжении пяти столетий — с начала распространения христианства на Руси до второй половины XV века.
Книга вводит в научный оборот новые и малоизвестные сведения о Русском государстве XV–XVI вв. историко-географического, этнографического и исторического характера, содержащиеся в трудах известного шведского гуманиста, историка, географа, издателя и политического деятеля Олауса Магнуса (1490–1557), который впервые дал картографическое изображение и описание Скандинавского полуострова и сопредельных с ним областей Западной и Восточной Европы, в частности Русского Севера. Его труды основываются на ряде несохранившихся материалов, в том числе и русских, представляющих несомненную научную ценность.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.