Антропный принцип, продолжение - [43]

Она помотала головой:

– Нет, мне нельзя. Он приглашал только тебя.

Я отдал ей кепку с очками, помялся немного и отправился в путь. Звуки из открытых дверей становились тем яснее, чем ближе я подходил, пока не оформились в узнаваемую мелодию песни:

Если вы не так уж боитесь Кощея, или Бармалея и Бабу Ягу, приходите в гости к нам поскорее, там, где зеленый дуб на берегу.

За раскрытыми белыми дверями я увидел большую комнату с двумя окнами и телевизором на ножках, посередине, экраном ко входу. Перед телевизором стоял стул, а на стуле спиной ко мне сидел мальчик лет шести-семи: я не видел его лица и мог догадаться о возрасте только по тому, что вихрастая макушка едва торчала над высокой спинкой. Я оглянулся: Иф Штеллай энергично жестикулировала, будто матрос с флажками семафорной азбуки, показывая, чтобы я шел дальше.

…А в конце концов, всему свету на диво, после приключений, сражений и драк, станешь ты веселый, как Буратино, и умный-умный, как Иван-дурак!..

– звучало из телевизора.

За углом коридора оказалось его продолжение, правда, чуть покороче, и я, миновав пару закрытых дверей, оказался в просторной кухне, полупустой и бедно обставленной. Пахло скромным домашним обедом. Старуха в черном у газовой плиты что-то помешивала в кастрюле половником. Кроме плиты тут были только полка с посудой, стол, накрытый клеенкой, и три табурета, на один из которых я и присел, не дождавшись приглашения и рассудив, что хуже не будет. Старуха меж тем отложила в сторону поварешку, выключила огонь под кастрюлей и молча принялась накрывать на стол: порезанный большими ломтями круглый черный хлеб, солонка с крошечной металлической ложечкой, детская суповая тарелка с каким-то рисунком на дне, а когда она поставила глубокую тарелку и передо мной, я сказал:

– Спасибо, не голоден.

Старуха быстро зыркнула острым взглядом, равнодушно убрала тарелку и, похоже, совершенно утратила ко мне интерес.

В коридоре послышались легкие шаги, и на кухню вошел мальчик. Он остановился в проеме двери и, нахмурившись, стал смотреть на меня. Мальчик был худенький, в белой маечке на острых плечах, домашних трусиках и в больших взрослых тапках на босу ногу; густые светло-русые волосы растрепались и сбились, как после сна, но пронзительно голубые глаза под густыми бровями глядели вовсе не сонно.

– Это ты Виктор? – уточнил мальчик.

У него был обычный голос шестилетнего паренька.

– Да.

Он забрался на стул, взял кусок хлеба, оторвал от него корочку и велел:

– Говори.

Я начал рассказывать. Старуха налила ему в тарелку жидкого супа с фрикадельками – он кое-как плескался в нем ложкой, как ребенок, который не хочет есть, а есть все-таки надо. Потом отложил ложку вовсе и слушал меня, разрывая, комкая и тиская хлебный мякиш, из которого налепил кубиков, сфер и пирамид. Наконец я закончил. Он таки выловил одну фрикадельку, съел ее и отодвинул тарелку:

– Больше не хочу.

Старуха в черном, по-прежнему храня каменное безмолвие, убрала со стола приборы, а раскрошенный хлеб смахнула в ладонь и выкинула в мусорное ведро.

– Я согласен, – сказал машгиах. – Что-то еще от меня потребуется?

– Только то, о чем я сказал. Как мне сообщить место и время встречи?

Он чуть улыбнулся – а может быть, мне показалось.

– Я уже знаю.

Оставалось только откланяться. Старуха поплелась провожать. У входной двери Иф Штеллай, присев на корточки и стискивая одной рукой краешек туго натянувшегося платья, стремившегося сползти до самого пояса, пальцами другой чесала за ушком крупного черного кота и говорила:

– Да ладно тебе, Шимонай, подумаешь, кот: лет десять, ну пятнадцать от силы. Оглянуться не успеешь. Ты про Риддера слышал? Заточен в камень до окончания Эксперимента! Валяется где-то на Алтае, всех развлечений – раз в десять лет случайных туристов перепугать, и то, если подойдут на километр. Спятить можно. А тебе что: ешь, пей, в бумажку играй. Ну, а что за хвост он тебя таскает, спать укладывает и на игрушечном грузовике заставляет кататься – это издержки…

Кот мурлыкал в ответ, но увидел меня, глянул с презрением и удалился, брезгливо дергая задними лапами. Стелла тоже увидела и подскочила:

– Ну, что?..

– Согласовал, – ответил я.

– Не может быть!

Она округлила глаза и прижала пальцы к губам. То ли притворялась обрадованной и удивленной, то ли нет – мне сейчас это было совершенно без разницы.

– Бабуля, – обратился я к безмолвной старухе. – Позвонить от вас можно?

Та молча ткнула пальцем в сторону висящего на стене старомодного телефона. Я набрал первый из нужных мне номеров. Раздался щелчок, какой бывает, когда сняли трубку, но почему-то никто не ответил.

– Алё! – позвал я. – Толя, алё!

– Алё, – отозвался Пекарев. – Витя, ты, что ли?

– Ну да, я. Толя, ты чего такой напряженный? Я не вовремя?

– Видишь ли, я в машине сейчас еду. Ты со мной через радиоприемник разговариваешь.

Я усмехнулся.

– Новые экспериментальные технологии, Толя, не волнуйся. Скоро все так разговаривать будут.

– Охренеть.

В трубке сипло закашляли.

– Слушай, я по поводу дружеской услуги. Нужна твоя помощь.

– Ну, если надо – так надо. Говори.

Я объяснил, что мне от него нужно. Он выслушал и ответил с явным облегчением: