Антонио Гауди - [5]

Открыто отрекшись от заветов и заповедей современного движения, постмодернизм обратился к опыту обыденной, как бы бесстилевой архитектуры, региональных архитектурных школ и несколько позже — к эклектике второй половины XIX в. Но даже стилевая система эклектики, опиравшаяся на «высокие» стили прошлого, была для него слишком строгой, регулярной, нормализованной. Напротив, творчество Гауди, совмещавшее стилевые приметы эклектики, «ар-нуво» и национально-романтических течении и в своей исключительной индивидуализированности выходившее за рамки каждого из них и даже их совокупности, оказалось исключительно созвучным устремлениям идеологов постмодернизма. Вот почему Дженкс, понимая, что энергия, творческий размах, многозначность произведений Гауди неповторимы и недоступны рядовому архитектору, все же избрал их эталоном подлинно постмодернистских сооружений.

И действительно, у Гауди можно найти воплощение большинства прокламируемых основных черт архитектуры постмодернизма. Его произведения индивидуальны как в отношении к их владельцам, так и в их непохожести друг на друга в пределах единого творчества мастера. Его городские постройки глубоко контекстуальны; в них учтено архитектурное окружение вплоть до изменения первоначального проекта с целью вписания в застройку. Их образ духовно насыщен, часто метафоричен, даже изобразителен. Они безусловно способны «говорить» с людьми и говорить, к чему призывал Ч. Мур, «разные вещи разным людям». В рамках авторского замысла Гауди допускал и поощрял творческую инициативу строителей и отделочников. В его произведениях всегда ощущается связь с историей, с художественной традицией. Они привязаны не только к стране, к региону, но к городу, едва ли не к точке строительства, к единственности участка, к архитектуре данного места, к принятым или обычным в нем материалам и методам строительства. При этом они глубоко эклектичны с точки зрения традиционных критериев, хотя «швы» разностилья прочно «проварены» его творческой индивидуальностью.

Особенно глубока «вернакулярность», т. е. подчеркнуто местный характер сооружений Гауди. Очевидно развитие им многовековой испанской архитектурной традиции во всем ее комплексе: местной версии романского и готического стилей, барокко, наследия испанско-мавританского зодчества, восходящих к нему орнаментальной облицовки из керамических плиток и потолков «артесонато», изобразительности форм. Его башни и башенки напоминают минареты или мусульманские беседки, а пластика стен, например павильонов Гуэль, определенно напоминают знаменитый Дом с ракушками в древней Саламанке. В структуре его сооружений много чисто каталонских реалий (кстати, сам «эклектизм» Гауди очень испанский и очень каталонский), но еще более характерны известные и понятные всем местным жителям изобразительно-символические элементы, столь обильно насыщающие его произведения. Не только храмы, но и некоторые жилые дома он увенчивает объемным каталонским крестом с пятью ветвями, а каталонский дракон — то из кованного металла, из камня, то в виде скульптурно преображенной крыши — постоянное украшение зданий Гауди. Очень по-испански он гиперболизирует отдельные элементы композиции.

Итак, стилистика Антонио Гауди действительно оказалась во многом близкой архитектуре постмодернизма или, скорее, была воспринята им как оправдание вседозволенности. Пример Гауди наглядно подтверждает постмодернистский тезис «больше значит больше», нацеленно противопоставленный афоризму Миса ван дер Роэ «меньше значит больше».

Становление новых тенденций в архитектуре Запада привело и к более непосредственному развитию традиций Антонио Гауди в испанской архитектуре. Барселонский проектный коллектив, назвавший себя «Архитектурная мастерская» и возглавляемый Рикардо Боффилом, создал в 60—80-е годы целую серию почти фантастических по замыслу и почти литературных по программности, но, как и у Гауди, успешно реализованных проектов. Их преувеличенная, подчас экстатическая образность, экспрессивная пластика, насыщенный цвет, открытое воспроизведение исторических форм, неожиданные сочетания материалов, применение современных индустриальных конструкций, нередко причудливо сочетающихся с демонстративной атектоничностью — все это прямо или косвенно от Гауди. И, наверное, уважение не просто к славе Барселоны, но и к творческому предшественнику, звучало в названии одного из первых их жилых комплексов — «Предместье Гауди». Но наследие Гауди слишком значительно, глубоко, универсально, чтобы остаться связанным только с постмодернизмом, который при всей антиэлитарности и стремлении к гуманизму несет отчетливую печать буржуазного конформизма и «идеалов» потребительского общества. Архитектура Гауди, выросшая из прошлого и столь тесно, причем не только используемыми формами, но содержательно связанная с прошлым, поистине устремлена в будущее. В этом смысле можно согласиться со словами Ч. Дженкса: «… архитектура должна быть многозначной. Как и здания Гауди, она должна быть сверхкодирована посредством различных типов знаков, избыточна в отношении значений, вульгарных и элитарных, обыкновенных и оригинальных, буквальных и метафорических. «Предсказание»— это синоним «надежды», но, как мне кажется, мы находимся в точке, не так уж отличающейся от той, из которой созрело «ар-нуво». Современная архитектура как язык в данный момент обогащается популярными и народными архитектурными диалектами и эрзац-архитектурой. Все может произойти, и можно верить, что процесс этот уже начался».