Антонио Гауди - [29]

В 1899 г. епископ Мальорки посетил Антонио Гауди на строительной площадке храма Саграда Фамилиа, был восхищен его идеей и через год, после вторичного посещения, предложил ему взять на себя работы по реставрации. Прибыв на Мальорку в марте 1902 г. и осмотрев собор, Гауди уже через три дня представил эскизный проект. В августе того же года архитектор вновь прибыл на остров, представив епископу деревянный макет с общей идеей проекта комплексной реставрации. После нескольких поездок Гауди и утверждения проектной идеи его помощник Рубио́ временно поселился в Пальме, чтобы вести всю совокупность работ.

Совершенно очевидно, что в сознании Гауди цель реставрации отнюдь не означала восстановления оформления интерьеров в некотором прежнем виде[49]. Архитектор сразу же предложил разобрать оба иконостаса (готический и барочный) в предалтарной части, переместить хоры из середины нефа к алтарю, раскрыть в интерьер капеллы Троицы, расставить новые кафедры, установить балдахин над алтарем и заменить утратившие прозрачность витражи. Не нарушая общей структуры интерьера храма, Гауди тем не менее трактовал его как своего рода пластичный материал и фон для отважного введения в композицию совершенно новых акцентов. Так, готические стулья, перенесенные с хоров в предалтарную часть, были по поручению Гауди расписаны Хосе Хухолем контрастными и интенсивными цветами[50]. Поскольку Хухоль помимо цветочных пятен ввел еще и надпись «Его кровь на наших телах», каноники пришли в ужас и эта работа была отменена.

Поскольку деревянная галерея в королевской капелле пересекала предалтарную часть, Гауди велел ее демонтировать, посчитав не слишком ценной и совершенно игнорируя тот факт, что галерея была создана в 1269 г. Барочный иконостас середины XVIII в. был демонтирован и вывезен в другой храм, а находившийся за ним готический (середины XIV в.) был установлен над дверьми галереи в два уровня: лицевая сторона внизу, оборотная — наверху, над ней.

Привлекши к работе кузнецов с Мальорки, не имевших никакого художественного опыта, но чрезвычайно ловко гнувших на огне крупные железные детали, Гауди избрал кованое железо основным материалом нового оформления интерьера. Из него было сооружено ограждение предалтарной части, служащее одновременно для установки свечей, — снизу к венцу подвешены цепи с гербами Мальорки и Арагона. На стенах королевской капеллы были установлены канделябры и ограждение перед епископским креслом. По мере продвижения работ пространственный коллаж набирал все больше смелости: вокруг алтарного стола Гауди разместил четыре древние колонны, когда-то находившиеся в соборе, но вывезенные давно в молельню одной из старых усадеб, и превратил их в огромные канделябры. Над алтарем был подвешен прямоугольной формы плоско-вспарушенный балдахин, а под ним — многоугольная корона с семью гранями (соответствующими семи ипостасям Св. Духа), декорированная виноградными листьями и колосьями. С каждой стороны короны свешивается по семь крупных лампад.

Заболев, в жару, Гауди дал Рубио́ ошибочный вес многоуровневого балдахина (вес одной из семи сторон вместо общего веса), что едва не привело к катастрофе: тросы начали рваться сразу же после церемонии открытия собора[51].

Разместив по сторонам предалтарной части галереи для певчих, Гауди смонтировал их из деталей разобранных хоров, а в самом нефе расставил пятиметровой высоты канделябры, так как стремился создать своего рода цоколь для тонких восьмигранных колонн, уходящих на 20-метровую высоту. Над кафедрой Гауди сделал невиданной формы балдахин, паруса которого должны были быть покрыты надписями[52]. Архитектор перевесил и докомпоновал сложную систему светильников главного нефа, создал ряд предметов церковного обихода, мебели.

Наконец, Гауди спроектировал новые витражи (епископ желал, чтобы в них были не изображения, а только надписи — титулы Марии), используя сложенные вместе цветные стекла, варьируя их размещение таким образом, чтобы получать производные цвета исключительно за счет естественного света.

Как видим, все основные характеристики работы мастера налицо: абсолютная уверенность в правоте замысла, трактовка существующего как «естественного» материала, щедрая изобретательность как в целом, так и в мельчайших деталях.

Среди этих деталей немалую роль играют надписи: от «суперграфики» на колокольнях Саграда Фамилиа до надписей, которые можно прочесть только при взгляде в упор — на скамье Парка Гуэль или на поручнях и ступенях лесенки собора на Мальорке. Эта глубоко впитавшаяся в народную культуру Каталонии традиция сакрализации обыденных предметов прослеживается в работах архитектора с самого начала, сложно увязываясь с символикой стран света, которой он был верен всегда. Так, уже на фризе галереи дома Висенс в ее северо-западной части можно прочесть слова «О, летняя тень», с юго-востока — «Солнце, солнышко, приходи посмотреть на меня»[53], а с юго-западной стороны — «Домашний очаг, да здравствует очаг любви».

Заказчикам Гауди эта нехитрая поэзия и столь же простая символика были при всей их образованности не чужды так же, как и архитектору. В доме Кальвет наряду с надписями мы обнаруживаем вместо звонка на дверях первого этажа сложный молоточек. Рукоять молотка в форме греческого креста ударяет по металлическому насекомому: справедливость, наказывающая порок. Символизация, граничащая с простодушием, однако, сочетается у Гауди с изощренным изобретательством, когда архитектор формирует сугубо персональные интерпретации значений. Так, во дворце Гуэль (витраж большого зала) Гауди так подбирает противовесы для подъемных окон, что каждая из пяти фрамуг издает при поднятии свой собственный музыкальный звук. В разработке витражей для вестибюля епископского дворца в Асторге мастер формирует многоцветные витражи таким образом, что в его центральной части использованы значительно более толстые стекла, чем по краям, что позволяет усилить богатство цветовых отношений. На сложном макете неосуществленной скульптурной группы для собора в Пальме Гауди предложил следующее цвето-световое решение: нимб вокруг головы Марии — золотая мозаика, а покрывало и поддерживающие его фигуры — из полупрозрачного алебастра, сквозь который должны были угадываться цветные пятна витражей.