Антони Адверс, том 2 - [73]

Шрифт
Интервал

- Когда закончите, сеньор, найдете меня внизу, - сказал он. - Нам желательно быть в доке не позднее чем через два часа. Светает рано, а дон Эстебан засиделся над бумагами дольше, чем мы думали. Если потребуется, я разбужу Его Превосходительство, и он их подпишет, но, думаю, вы закончите раньше, чем он уйдет почивать. В доке все подготовлено. Я отдал последние распоряжения час назад, на обратном пути из Реглы. - Он отворил Антони дверь, извинился и ушел вниз.

Когда Антони с Хуаном вошли, секретарь поднял голову и кивнул. Он представился немного нервно.

- Мне нужно еще по меньшей мере полчаса, дон Антонио, сказал он. - Очень долго переписывать в трех экземплярах. Все три должны нести собственноручную подпись и печать. Сожалею, что задержал вас. Не соблаговолите ли присесть? Правда, стулья не слишком удобные. - Он скривился и заерзал, подозрительно разглядывая гитару. Потом снял нагар со свечей и поспешно возобновил работу. Антони поблагодарил, и они с Хуаном опустились на стулья по двум сторонам большого портрета дона Филипа IV.

Было тихо, слышался только скрип секретарского пера, да поступь часового внизу. Секретер, за которым дон Эстебан быстро и усердно строчил, был ярко освещен свечами, еще одна свеча горела в канделябре у входной двери; остальное помещение заполнял лунный свет и черные, колышущиеся тени пальм.

"Всем офицерам, служащим, капитанам и шкиперам, всем верноподданным слугам испанской короны: по выходе доброго корабля "Ариостатика" из нашего порта Гавана на Кубе..." - выводил секретарь третий раз за вечер.

Тихо отворив скрытую за портретом дверь, Антони и Хуан растворились на темной крутой лесенке.


Под луной вчерашний тенистый дворик преобразился. Длинные серебристые лучи пробивались через пальмовый потолок, обращая патио в сказочный лес, где в понижениях тропинок собирались озерки белесого тумана. Единственной узнаваемой приметой оставался фонтан посреди лужайки.

Антони надеялся увидеть освещенные окна. Но за пальмовой чащей темные стены дворца были безжизненны. Он полагал, что догадывается, где ее покои - в направлении тропинки, по которой она ушла вечером. Однако он не мог знать наверняка. Они дошли до фонтана. Антони снова огляделся. Ни огонька. Только мигают светляки. Ладно, он попробует.

- Пой, Хуан - от всего сердца!

- Вы говорили, дама хороша собой?

- Прекрасна, как ночь! - воскликнул Антони с дрожью волнения.

- Тогда вот это! - сказал Хуан.

Струны заиграли вступление. И вдруг древний двор Лос-Молиноса заполнила еще более древняя баллада.

На середине второго куплета молодой тенор остановился. Оба ждали. В двойном окне над балконом блеснул свет. Снаружи часовой перестал ходить. Казалось, весь дворец прислушивается. Антони чувствовал, что кто-то вышел на балкон. Он взбежал по ступеням, поднял лицо и различил лунный отблеск на золотых эполетах. На балконе стоял Лас-Касас. Это в крыле, противоположном тому, в которое, Антони думал, она ушла. Хуан снова запел.

А если она так и не даст о себе знать! Как посмеется губернатор! Вот зажегся еще свет. Но не там же, ниже. Хуан снова замолк. Антони вслушивался. Тихо, только слышно биение собственной крови. Ни звука, ни знака от нее.

Тут в другом конце сада раздался тихий хлопок в ладоши. Антони выхватил у Хуана гитару и взбежал по ступеням, и дальше вдоль тропинки, по которой она вечером ушла. Он увидел свет одной свечи на втором этаже. Он выбежал из-за пальм и оказался у восточной стены патио. Прямо перед ним была тяжелая чугунная решетка. Кто-то стоял в окне. Он едва ее различал. Она была в белом, что-то темное закрывало ее волосы. Он мягко провел рукой по гитарным струнам. Ответом ему был легкий стук веера по подоконнику.

- Сеньорита, - сказал он, - я пришел попрощаться и поблагодарить за розу.

- Это действительно вы, дон Антонио? Где вы отыскали свой голос? У меня в волосах есть еще роза. Спойте, и я осыплю вас лепестками.

Он подошел ближе стене и, глядя вверх, увидел ее закинутые за голову голые руки. Несколько белых лепестков усталыми мотыльками запорхали в воздухе. Словно нищий, он подставил шляпу, выпрашивая еще.

- Вы уже получили свою награду, - прошептала она. - Будет еще песня, будут и лепестки. - Она снова рассмеялась.

- Ах, Долорес, ради всего святого, не мучь меня. Ты знаешь, что свой поющий голос я оставил у фонтана. Сегодня мне мало розы.

- Вам не по вкусу мои цветы? - сказала она.

Он подошел ближе к стене и протянул руки к окну.

- Сойди вниз! - прошептал он.

Словно в насмешку, она уронила цветок ему на грудь.

Он поймал розу и продолжал молить. Сотни нежных слов, которых он, казалось, и не знал прежде, лились с его губ. Если бы только она спустилась к нему, на одно только мгновение!

- Долорес, Долорес! Ужели вы не знаете, что несколько минут, отпущенные нам в этой жизни, истекают? Сегодня я отправляюсь на другой край света. Сейчас! Через несколько минут я должен буду вас покинуть. Ужели вы останетесь там, наверху? Спуститесь, о Печаль Фонтана, не дайте моему сердцу погибнуть во цвете лет! Долорес, Долорес! - Он снова и снова шептал ее имя. Потом голос его сорвался. В наступившей тишине он услышал, что у нее перехватило дыхание.


Еще от автора Герви Аллен
Эдгар По

Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».


Рекомендуем почитать
Пари виконта

Рассказ "Пари виконта" (The Vicomte's Wager) впервые был опубликован в журнале “Хармсворт” (Harmsworth Magazine) в сентябре 1899 года.Приметы времени действия – шпаги, луидоры (впервые выпущены в 1640 году во времена Людовика XIII), королевские приёмы в Лувре...


Интербеллум 1918–1939. Мир между великими войнами

Интербеллум – это период с 1918 по 1939 годы, когда человечество, выйдя из одной глобальной бойни, не просто не учло ошибок прошлого, но приложило максимум усилий, для того, чтобы войти во вторую, еще более масштабную и страшную войну. Эта книга рассказывает о том, как самые разные страны, и даже целые континенты неотвратимо катились к величайшей катастрофе XX века. О том, как амбиции, жажда экспансии, желание сделать лучше и гордыня, граничащая с откровенной глупостью, привели к жуткой всемирной катастрофе.


Месть сыновей викинга

866 год. На побережье Северной Англии высаживаются викинги и сжигают дотла деревню, одновременно спасая молодого человека, которого в этот день ждала смертная казнь. Его захватчики освобождают, нарекают Рольфом, и он становится их проводником в землях вокруг, так как ненавидит местных жителей сильнее многих. Воины с севера приплыли сюда не грабить и не воевать. Они приплыли мстить и не уйдут просто так. Их миссия перерастает в полномасштабное вторжение, но и сам Рольф таит немало секретов, которыми не хотел бы делиться с новыми союзниками.


Магическая Прага

Книга Рипеллино – это не путеводитель, но эссе-поэма, посвященная великому и прекрасному городу. Вместе с автором мы блуждаем по мрачным лабиринтам Праги и по страницам книг чешскоязычных и немецкоязычных писателей и поэтов, заглядывая в дома пражского гетто и Златой улички, в кабачки и пивные, в любимые злачные места Ярослава Гашека. Мы встречаем на ее улицах персонажей произведений Аполлинера и Витезслава Незвала, саламандр Карела Чапека, придворных алхимиков и астрологов времен Рудольфа II, святых Карлова моста.


Бактриана

Лорд Пальмур, аристократ-востоковед и по совместительству агент британской разведки, становится первым европейцем, проникшим в таинственный Кафиристан — горную страну, созданную потомками древних бактриан. В небольшом и не переиздававшемся с 1928 г. романе советского писателя и дипломата Н. Равича экзотика, эротика и фантастический вымысел сочетаются с «Большой игрой» в Центральной Азии и описаниями войны в Бухаре.


Ледниковый человек

В книгу литератора, этнографа, фольклориста и историка С. В. Фарфоровского, расстрелянного в 1938 г. «доблестными чекистами», вошли две повести о первобытных людях — «Ладожские охотники» и «Ледниковый человек». В издание также включен цикл «Из дневника этнографа» («В степи», «Чеченские этюды», «Фольклор калмыков»), некоторые собранные Фарфоровским кавказские легенды и очерки «Шахсей-вахсей» и «Таинственные секты».