Антони Адверс, том 2 - [15]
Неожиданно для Антони, отец Ксавье согласился на роль советника. Мало того, он выслушал этот неординарный план, пряча подобие улыбки к глубоких тенях под глазами; однако рот его оставался суровым.
Да, конечно, он поможет капитану закупить статуи.
- Думаю, вы найдете их на улице Ваятелей. Что до мраморных плит, не уверен, что смогу вам чем-нибудь быть полезен, но, полагаю, о них можно спросить у каменотесов или резчиков на той же улице. Хотите поехать прямо сейчас?
Капитан Джорхем этого и хотел. Чем быстрее, тем лучше. Отец Ксавье велел вознице ехать на улицу Ваятелей.
Перед самым въездом в город стояла часовня, и фреска на ее стене так поразила капитана Джорхема, что тот остановил повозку и вылез посмотреть. У двери стояла кружка для пожертвований за упокой душ в чистилище. Над и по обеим сторонам зарешеченного портала, за которым виднелся алтарь, были намалеваны адские сцены. Художник явно был на стороне чертей и разрешил им потешиться всласть. Младенец, повинный в том, что остался некрещеным, лишился больших пальцев на обеих руках, и за неимением другой пищи сосал горящую головню. Капитана приворожил именно этот младенец, хотя гвоздем программы была седоусая, аккуратно причесанная старческая душа, которую заталкивали вперед ногами в огненную печь. На заднем плане разыгрывались другие леденящие кровь сцены. Глядя на них, капитан Джорхем несколько раз повторил "убей меня гром". Он помедлил в задумчивости.
- Надеюсь, отче, - сказал Антони, пользуясь тем, что они остались в повозке одни, - план капитана отвезти святых на Кубу вас не шокировал. Я тут ни при чем.
Отец Ксавье улыбнулся.
- Отнюдь, - сказал он. - Я считаю капитана Джорхема и подобных ему людей достойными средствами достижения цели более высокой. Моряки, солдаты, купцы и другие в том же роде сами по себе обычно достойны похвал. Надо смотреть, кто их использует и зачем. В данном случае мне думается, что результат будет благой. Но не будем больше об этом, он возвращается.
Они услышали, как в кружку упала монета. Капитан садился в повозку, слегка ее раскачивая. В продолжение пути он поинтересовался взглядами священника на крещение младенцев. Они его не утешили.
- Э... насчет картины, - продолжал он, - как оно по-вашему будет потом?
Отец Ксавье отвечал уклончиво, хотя и не обнадеживающе.
- Я вам скажу: нашим бы пасторам на Тресковом мысе срисовать ее, и церковь в Труро была бы забита до отказа кажное воскресенье. Хотя она и так, надо думать, не пустует. Нет! Знаете, я думаю, вечность еще нас всех удивит. Я ведь один раз навроде как побывал совсем близко, даже заглянул. Было это возле Андаман, когда огненная молния ударила в море аккурат за правой раковиной. Я тогда на неделю ослеп. - Он замолчал и закрыл глаза, будто что-то припоминая.
- И что же вы увидели по другую сторону молнии, капитан Джорхем? - спросил отец Ксавье очень тихо.
Капитан открыл глаза и посмотрел на него. - Я не выбалтываю вечных секретов за здорово живешь. - Он помнил про монету, которую подал за упокой дочери. Ему было стыдно, что он откупился.
Они уже ехали людными городскими улочками. Сворачивая то направо, то налево, оказались перед аптекарской лавкой, задней стеной примыкающей к холму. Здесь они вышли и велели вознице подождать.
Тут же сидевшие у входа оборванцы вскочили и заспешили навстречу.
- Нам нужны только лекарства, - сказал отец Ксавье. Лекари - а это были они - разочаровано вернулись на свои стулья.
Антони с капитаном оставили солнечную улицу и двинулись за отцом Ксавье по уставленному склянками коридору, все более темному.
Лишь через несколько секунд Антони привык к темноте и понял, что это за пятна света впереди. В коридоре было сыро и зябко. Они поднялись по каменным ступенькам, мимо белых поганок, и внезапно снова вышли на солнечный свет.
- Это, - сказал отец Ксавье, - улица Ваятелей. Без меня, сын мой, ты, я полагаю, не добрался бы и досюда.
- Убей меня гром, если мы не прошли через гору в старую каменоломню, - воскликнул капитан, сдвигая шляпу на затылок. - Гляньте-ка, небо.
Так оно и было. Прямо перед ними улица Ваятелей спускалась в огромное каменное углубление бывшей каменоломни. Дома на высоких каменных обрывах повернулись к ней глухими задними стенами, на головокружительных уступах паслись козы и снисходительно поглядывали вниз. Туннель, через которые они вошли, единственная связь улицы с внешним миром, был пробит в древности. Там, где он кончался, начиналась улица - расщелина в скальной породе, продолжение туннеля под открытым небом, похожее на русло высохшего канала.
В стенах этой мраморной призмы были вырублены дома и мастерские с фасадами, сообразными вкусу владельцев. Перед некоторыми выстроились аркады, поддерживаемые ионическими колоннами, высеченные из цельного камня. Другие были украшены античными фризами, напоминающими о каменных усыпальницах. У третьих были только окна и двери, но и вкруг этих отверстий умелые резцы изобразили цветочные венки и виноградные лозы. Дальше улица расширялась и спускалась в сердце заброшенной каменоломни, где в перспективе сияющих стен искрился и синел пруд.
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Москва, 1730 год. Иван по прозвищу Трисмегист, авантюрист и бывший арестант, привозит в старую столицу список с иконы черной богоматери. По легенде, икона умеет исполнять желания - по крайней мере, так прельстительно сулит Трисмегист троим своим высокопоставленным покровителям. Увы, не все знают, какой ценой исполняет желания черная богиня - польская ли Матка Бозка, или японская Черная Каннон, или же гаитянская Эрзули Дантор. Черная мама.
Похъёла — мифическая, расположенная за северным горизонтом, суровая страна в сказаниях угро-финских народов. Время действия повести — конец Ледникового периода. В результате таяния льдов открываются новые, пригодные для жизни, территории. Туда устремляются стада диких животных, а за ними и люди, для которых охота — главный способ добычи пищи. Племя Маакивак решает отправить трёх своих сыновей — трёх братьев — на разведку новых, пригодных для переселения, земель. Стараясь следовать за стадом мамонтов, которое, отпугивая хищников и всякую нечисть, является естественной защитой для людей, братья доходят почти до самого «края земли»…
Человек покорил водную стихию уже много тысячелетий назад. В легендах и сказаниях всех народов плавательные средства оставили свой «мокрый» след. Великий Гомер в «Илиаде» и «Одиссее» пишет о кораблях и мореплавателях. И это уже не речные лодки, а морские корабли! Древнегреческий герой Ясон отправляется за золотым руном на легендарном «Арго». В мрачном царстве Аида, на лодке обтянутой кожей, перевозит через ледяные воды Стикса души умерших старец Харон… В задачу этой увлекательной книги не входит изложение всей истории кораблестроения.
Слово «викинг» вероятнее всего произошло от древнескандинавского глагола «vikja», что означает «поворачивать», «покидать», «отклоняться». Таким образом, викинги – это люди, порвавшие с привычным жизненным укладом. Это изгои, покинувшие родину и отправившиеся в морской поход, чтобы добыть средства к существованию. История изгоев, покинувших родные фьорды, чтобы жечь, убивать, захватывать богатейшие города Европы полна жестокости, предательств, вероломных убийств, но есть в ней место и мрачному величию, отчаянному северному мужеству и любви.
Профессор истории Огаст Крей собрал и обобщил рассказы и свидетельства участников Первого крестового похода (1096–1099 гг.) от речи папы римского Урбана II на Клермонском соборе до взятия Иерусалима в единое увлекательное повествование. В книге представлены обширные фрагменты из «Деяний франков», «Иерусалимской истории» Фульхерия Шартрского, хроники Раймунда Ажильского, «Алексиады» Анны Комнин, посланий и писем времен похода. Все эти свидетельства, написанные служителями церкви, рыцарями-крестоносцами, владетельными князьями и герцогами, воссоздают дух эпохи и знакомят читателя с историей завоевания Иерусалима, обретения особо почитаемых реликвий, а также легендами и преданиями Святой земли.
Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.