Антони Адверс, том 2 - [136]
Теперь он мог расслабить свое тело вместе с перетекающей через него жизнью; вместе со скрытым "я". Он знал, что проснется освеженным. Ему не придется всю ночь сдерживать стучащийся в его душу поток, метаться туда-сюда в плену рвущих его на части страшных сновидений. Он проснется в мире с самим собой. А днем?
Он не будет дольше проводить дни в фактории Гальего, подневольный актер в нескончаемой пьесе с пустяшным замыслом и простеньким рассудочным сюжетом; пьесе, где каждое движение плод сознательного напряжения воли. Притворство! Как оно его вымотало! Что за гнусная сцена - фактория Гальего, как пусты говорящие металлические куклы, которые ходят по ней, выработанные, выжженные лихорадкой тела и разума, опустошенные. Это говорящее тело расплавилось, наконец, и лежало, готовое обратиться в пар. Что, если уплыть по ветру, оставив по себе кучку перегоревшего праха?
Ибо он и впрямь сумел стать глухой бесчувственной бронзой; статуей юноши, взирающего, как струится в фонтане вода бытия, безразличного к тому, откуда она вытекает и куда утечет, увлеченного только игрой отражений в водоемчике у его ног, где на мгновение вечный ток бытия играет на солнце ради него одного. И он устал, потому что, в конечном счете, видел только свою тень. Эта тень накрыла собой все остальное. Да, он сумел стать Бронзовым Мальчиком, который утратил живого близнеца; который смотрел на свою тень в воде, пока она ему не прискучила. Он сумел себя погубить! Однако сегодня?..
Сегодня некая благодать спасла его! Он вновь окунулся в живую воду, и она омывает его своими упругими струями. Он не будет больше стоять и смотреть на поверхность. Воды текут глубоки, глубоки...
Глубоко в его душе, на самом краю сна, хранились образы, в которых он мыслил жизнь. То были первичные подобия вещей, какими запечатлели их его младенческие глаза, когда он играл у монастырского фонтана под платановым деревом. И тут начался сон внутри сна.
Ибо эти образы были с ним всегда. Днем они отступали на задний план, но не пропадали; незримые кукловоды, они по слову неведомого распорядителя дергали за занавесом веревочки его чувств. Однако они выходили на первый план всякий раз, стоило растревожить глубины его естества. И тогда они разыгрывали собственную драму, его драму, где через накопленный годами опыт показывали ему самый сокровенный смысл, смысл смыслов.
Эти сны души, в которых жизнь его отражалась и разыгрывалась в лицах, не казались ему детскими, какова бы ни была внешность актеров, какой бы прекрасной, гротескной, оскорбительной или жуткой не становилась пантомима. Разыгрываемое действо было свободно от мелочной цензуры здравого смысла, от правил общественной морали, сюда заказано было входить дневному миру, который они победно передразнивали или возвеличивали в свободном полете изначальной поэзии, которая трансцендентна реальности. То было зеркало истины, дарованное самим Богом. Отражения в зеркале сна побуждали Антони смеяться, плакать, любить, ненавидеть, распаляться так, что семя само изливалось наружу. Зеркало утешало, являя живыми умерших, очаровывало дивными, забытыми пейзажами, гнало через темные пещеры спасаться от им же самим порожденных склизких чудовищ, вынуждало кричать от страха. Любая пьеса - представление жизни в понятиях самой жизни. Но бывает пьеса внутри пьесы.
Антони всегда подсознательно это чувствовал. То была его внутренняя вера. Большую часть своей жизни он жил этой верой. Последние три года в фактории Гальего он пытался отринуть ее окончательно.
Этой ночью в шатре под звездами, когда он вдыхал легкий горный воздух после долгих недель лихорадки, внезапное освобождение, внезапное чувство, что он спасен, едва не унесло его с земных якорей. То был, в действительности, кризис телесного и душевного заболеваний, и то, что поддерживало его изнутри, то, чье существование он так долго отрицал, теперь грозило отлететь.
Первое впечатление вернувшихся сил и возобновленной решимости, пришедшее в начале сна, проистекало от блаженной истомы и было вызвано тем, что его перенесли из низины в горы. Само впечатление было в значительной мере следствием слабости, и слабость эта зашла слишком далеко. Ощущение упоительного покоя перешло в апатию, затем в полное нечувствие. Засыпая, он услышал как бы предостерегающий шепот, и понял, что должен последний раз напрячь волю, чтобы не впасть в последнее забытье.
Он с умопомрачительной скоростью катился с крутого склона. Было темно, но он знал, что впереди обрыв. Где-то в клубящемся мраке пустого провала на краю мира поблескивал далекий свет, окутанное облаками сияние - там пряталась его мадонна.
Если бы только он мог попросить, она бы его спасла. Но он так долго отказывался с ней говорить, что теперь не мог выговорить ни слова. Он набрал в грудь воздуха... Из тьмы возникла рука и зажала ему рот. Он корчился. Он был уже на самом краю.
"Madre!" - прохрипел он.
Потом упал. Он падал...
Вниз...
Вниз...
Вниз... Ледяная вода сомкнулась над его головой. Он все-таки стал бронзовым мальчиком, и тяжелый металл камнем шел на дно.
Он коснулся дна и остался лежать. Воздуха! Он задыхается!
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Константин Петрович Масальский (1802–1861) – популярный русский писатель середины XIX века. В 1821 году окончил дворянский пансион при Петербургском университете; служил в министерствах внутренних и иностранных дел. Напечатал в журналах и выпустил отдельно множество романов, повестей и пьес, главным образом исторических. Кроме того, он написал несколько исторических работ, а также впервые перевел с подлинника «Дон Кихота» Сервантеса. Масальский не обладал крупным литературным дарованием, но живость и внешняя занимательность его произведений, в которых часто присутствует почти детективная интрига, создали им успех в 30–40-х годах XIX века.В данный том включены три исторических произведения Масальского.
Пьер Амброзио Курти (годы жизни не установлены) – итальянский писатель, мастер исторического повествования, засвидетельствовавший своими произведениями глубокое знание древней римской жизни.В романе «Под развалинами Помпеи», окончание которого публикуется во втором томе данного издания, живой кистью художника нарисована картина римского общества в самый интересный и поучительный с исторической точки зрения период римской истории – в эпоху «божественного» императора Августа. На страницах романа предстанут перед читателем Цицерон, Гораций, Тибулл, Проперций, Федр, Овидий и другие классики Древнего Рима, а также императоры Август, Тиверий, Калигула, Клавдий и Нерон.
Эдуард Андреевич Гранстрем (1843–1918) — издатель, писатель, переводчик; автор многих книг для юношества. В частности, приключенческая повесть «Елена-Робинзон» была очень любима детьми и выдержала несколько переизданий, как и известная «почемучкина книжка» для девочек «Любочкины отчего и оттого». Широкую известность в России приобрели его книги «Столетие открытий в биографиях замечательных мореплавателей и завоевателей XV–XVI вв.» (1893), «Вдоль полярных окраин России» (1885). Гранстрем был замечательным переводчиком.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.
Василий Федорович Потапов (годы жизни не установлены) – русский беллетрист II-й половины XIX века; довольно плодовитый литератор (выпущено не менее ста изданий его книг), работавший во многих жанрах. Известен как драматург (пьесы «Наполеон в окрестностях Смоленска», «Чудеса в решете»), сказочник («Мужичок с ноготок, борода с локоток», «Рассказы Фомы-старичка про Ивана Дурачка», «Алеша Попович», «Волшебная сказка о гуслях-самогудах» и др.), поэт (многие из названных произведений написаны в стихах). Наибольшую популярность принесли Потапову его исторические произведения, такие как «Раскольники», «Еретик», «Черный бор, или таинственная хижина» и другие. В данном томе публикуются повести, рассказывающие о женщинах, сыгравших определенную роль в истории русского государства.
Серия: "Стрела" Во время строительных работ в Керчи в подполе разрушенного дома находят золотую вазу с изображениями из скифского быта и ряд других предметов. Как они туда попали, из какого кургана их добыли, кто были люди, их спрятавшие, - археологи или злоумышленники? Над решением этих и многих других вопросов, связанных с находкой, работает группа археологов. Разгадывая одну загадку за другой, они находят следы тех, кто добрался до сокровищ, а затем находят и самый курган. Находки помогают ученым сделать серьезный вклад в историю скифских племен.