Антони Адверс, том 2 - [135]

Барабан Мномбиби был далеко не единственный на побережье. Этой весной барабаны много переговаривались, передавая вести из деревни в деревню, особенно темными ночами. Фердинандо это заметил, и Антони тоже, когда лежал без сна долгими ночными часами. Этот неотвязный барабанный бой в Бангаланге! Однако до Мномбиби дошла весть, переданная через многие мили джунглей из самых дальних деревушек, что священник основал новый приют в предгорьях. Там привечают беглых рабов. Мертвое черное дерево снова посажено перед его дверьми. Это-то Мномбиби и хотел знать. Значит, главный фетиш все-таки дерево! Внезапно барабаны смолкли. Мномбиби начал обдумывать свой план.

Нелета теперь смертельно боялась трогать мадонну и потому ненавидела ее еще сильнее. Вновь установился сухой сезон. Антони быстро шел на поправку. Из Фута-Джаллона пришел новый караван.

Антони и забыл, что обещал Амаху посетить его в горах. Однако прибыл обещанный эскорт, чтобы проводить его в столицу Али-Мами. Подразумевалось, что Антони отправится с ним. И послание, и врученные ему дары были очень лестны. Принять дары он мог только как будущий гость лесного владыки. Отвергнуть их значило нанести смертельное оскорбление горцам, от которых всецело зависела его торговля. И впрямь, без их дружбы фактории Гальего было бы не продержаться. Отказать было неловко и просто опасно.

Однако Антони колебался. Он был еще слаб и относительно беспомощен. Он чувствовал, что путешествие его доконает. Нелета тоже была против его отъезда. Она цеплялась за Антони. Окончательно убедил его старый Мехмет-Али, главный караванщик.

Это был немолодой веселый толстяк с грубоватым чувством юмора и заразительный улыбкой. Пара больших роговых очков под снежно-белым тюрбаном придавала ему, при случае, мудрый и серьезный вид. Перед таким сочетанием трудно было устоять.

Он обещал для поездки в горы подвесить носилки между двумя лошадьми. Он расписывал целебное действие горного воздуха на больных тропической лихорадкой. Он увлекательно живописал гостеприимство Фута-Джаллона, так что трудное путешествие через леса и горы вскоре начало казаться веселым приключением. Наконец старый негодяй со слезами на глазах взмолился не губить его. Если он вернется без дорогого гостя, голове его непременно придется расстаться с прочими членами, которые он, по собственным словам, нашел весьма пригодными и которыми намеревается тешиться и впредь.

- Не становись причиной столь печальной разлуки, сын мой, - говорил старый бонвиван, - и помни, что я - единственная отрада двадцати и одной жены.

- Готовь носилки, отец мой, - рассмеялся Антони и, несмотря на яростные протесты Нелеты, велел укладывать вещи.

Он послал за Фердинандо и отдал ему торопливые, но четкие указания, как руководить факторией в его отсутствие. Фердинандо внимательно выслушал и решил ничего не говорить о брате Франсуа. Отъезд Антони разрешил его затруднения. Зачем заводить ненужный разговор? Хуана он еще прежде отправил вверх по реке за слоновой костью. Нелете он велел вести себя прилично и держать язык за зубами.

Была середина июня, когда Антони наконец тронулся в путь, и длинные, жаркие дни уже превратили окрестные низины в паровую баню, через которую по вечерам еле-еле пробивались мутные светляки звезд. Самое время вздохнуть свежим горным воздухом, думал он, когда они день за днем пробирались по узкой караванной тропе через пышущие паром леса. Он понял, что в теперешнем состоянии не пережил бы еще одного лета на пропитанном миазмами побережье. Его одолела слабость, почти летаргия. Он беспомощно раскачивался из стороны в сторону в своей подвесной люльке. Большую часть времени он спал.

Караван вынужден был идти медленно. Только через пять дней они начали подъем. На шестой день остановились ночевать в горах.

Походные костры мерцали меж сухих камней под чистыми, ясными звездами. Антони уже четыре года не видел таких ярких созвездий. Казалось, с груди его сняли тяжелый камень. Легкие дышали без усилий, жадно и легко расширялись, втягивая сухой, прохладный воздух, от которого пахло сгоревшей на солнце травой.

Телесные ощущения вновь доставляли радость. Он лежал в шатре, испытывая пьянящую легкость. При ходьбе голова еще кружилась, но лежать и чувствовать, что сама сила тяготения отступилась от него, было божественно. Еще немного и она отпустит совсем. Он вспомнил, как севшая на мель лодка становится легче с наступлением прилива и постепенно всплывает.

"Я сбежал из малярийной печи, - думал он, - сюда, под чистые, чистые звезды. Может быть, я ошибался, я вовсе не был расплавлен и отлит в твердую бронзу там, внизу. Как бы то ни было, я буду жить. Мое другое, настоящее "я" не умрет. Я чувствую, как что-то шевелится во мне, будто знает, что скоро свободно поплывет на волне прилива".

Впервые за много месяцев он заснул легко и счастливо. Словно целебный источник, воды сна омывали и пронизывали его тело.

Казалось, он принял бесповоротное решение - или кто-то принял за него. Он не мог точно сформулировать, в чем это решение состояло. Но он был бесконечно доволен своим выбором. В промежутке между полузабытьем и сном он обрел неисчерпаемую радость, которая как бы протекала через него, и это было чувство верно принятого решения. Энергия вливалась в него извне. Он постепенно наполняла и освежала его существо, привнося ощущение мира и довольства. Зачем он отгораживался от этой бодрящей реки, изливаемой из того же источника, что и духовная составляющая света? Как давно он пил лишь из одного застойного ее озерца! Его воля закрыла от нее все клапаны его души! Он устал, изнемог сдерживать ее напор. Теперь он сдался, и живительный ток струился по его жилам.