Антология средневековой мысли. Том 2 - [40]

Несомненно, что если бы крестоносцы и те христиане, которые живут за морем, имели бы такие зеркала, то они отбросили бы сарацин к их границам без пролития крови, и государю французскому королю не надо было бы отправляться с войском для завоевания этой земли. А когда он отправится, то ему скорее надо взять с собой этого магистра и еще двоих, нежели большую часть своего войска, а то и все войско, поскольку они могут не только изготавливать эти зеркала, но и гораздо более значимое, с помощью чего Александр по совету Аристотеля не силой оружия, но творениями мудрости поверг мир к своим ногам, чего я коснусь позже в своем месте. И я не верю, что Аристотель знал больше, чем некоторые мудрецы, если они соберутся вместе. Я не говорю, что он не знал многого во всех областях [знания] сам по себе, но немногие, объединившись, создали бы большее, нежели он, если имели бы достаточные средства.

Затем добавлено о действии сообразно фигурам, и я показал, что пирамидальная фигура — лучшая, особенно та, чье основание есть поверхность действующего, и еще лучше — короткая; и как бы ни свидетельствовали о противоположном многие хорошо обоснованные суждения, истина сильнее. В итоге я затронул задачи этой наиблагороднейшей части философии, которая, однако, полностью игнорируется толпой, и о ней еще не написано сочинений среди латинян, разве что то, которое я передал Вашей Милости, ибо в первое сочинение, [то есть в Opus Maius], я включил многое касательно этой материи. И, может быть, помимо этого, еще особый трактат[132] об этом деле, созданный с целью краткого изложения. И здесь Вы возымеете в письменном виде больше, нежели может быть легко высказано. И с помощью этого Вы сможете испытывать любого философствующего человека и надлежащим образом состязаться с многознающим. И благодаря этому открывается путь познания всего, что есть в этом мире, а именно во всяком действии, касается ли это зрения или слуха, или осязания, или прочих чувств, или познания, или всей материи этого мира. И посредством этого пути познается та возвышенная наука, которая называется оптикой, и она не может быть познана как-то иначе.

<...>

Глава XXXVIII

После этого я обращаюсь к материальной причине и к тому, что из нее проистекает. И поскольку все полагают, что материя одна по числу во всех вещах, а именно — в духовных и телесных, и в небесных, и в элементах, и в смешанных и неодушевленных [вещах], и в душе, и во всем, и поскольку это является самой печальной ошибкой, которая когда-либо имела место в философии, я выступаю против этого положения; и разрушение такого рода мнения крайне необходимо. Но хотя мы можем устранить это заблуждение с помощью доводов естественных и метафизических, я, однако, поскольку усердно стремлюсь к непрерывности убеждения, предлагаю только лишь некоторые геометрические доказательства, выраженные в линиях. Я показал также, что из этого заблуждения следует, что материя равна Богу, и есть Бог, и этим доказательствам невозможно воспрепятствовать. Итак, это не только заблуждение, но и ересь, ведущая к богохульству. Однако множество изучающих теологию и философию принимают это, но не обращают внимания на несообразности, следующие из этого, потому что [такая точка зрения] уже подтверждена предводителями толпы и утвердилась благодаря долгому обычаю, и прославлена мнением множества. Но даже если эта теологическая несообразность не исходит из данного утверждения, то следует уничтожение всякой истины тварных вещей, и невозможность никакого знания об истине возникновения и уничтожения. Ведь если материя одна по числу, и форма, как говорит Аристотель[133], присваивает себе свою материю, и правда, что определенная материя требует определенную форму, и наоборот (ведь материя осла не может принять разумную душу, а материя человека — душу осла), поэтому, если материя во всем одна и та же по сущности (essentia), форма всего будет также одна и та же, и так все будет одним и тем же, и ангел, таким образом, будет камнем, и человек — ослом, и небо — землей, и что угодно — чем угодно.

Опять же, если то, что акцидентально вещи, различно по сущности (in essentia) согласно числу вещей, как, например, собственное свойство чего-либо, то есть способность смеяться у человека, кричать по-ослиному у осла, ржать у лошади, то много больше различается то, что существенно [вещи]. Поскольку же материя существенна вещи, и несравнимо больше ей близка, нежели нечто акцидентальное, она различается по сущности согласно числу составных вещей. С другой стороны, если материя одна и та же во всем, тогда при возникновении одной вещи из другой, например, огня из земли, не возникнет новая материя, но только форма. Но Аристотель учит в седьмой книге «Метафизики»[134], что возникает новая составная [вещь], а не только форма.

Опять же, как составная субстанция, которая есть наивысший род, в связи с чем говорится, что таковой род есть [род] по отношению ко всему составному, каковое находится в этом предикаменте, поскольку он сказывается обо всем [этом] и общ всему, и разделяется на это посредством своих видообразующих различий (например, одна субстанция — духовная, другая — телесная, одна — небесная, другая — не небесная, и так далее), так и первая форма, которая сказывается обо всех формах и обща им, и разделяется тем же делением посредством духовного, телесного и так далее, вплоть до низших видов, обладает единством наивысшего рода и едина не числом, не видом, не подчиненным родом, но наивысшим родом; следовательно, равным образом, поскольку материя сказывается обо всех материях вещей, и обща им, и разделяется на материи в согласии с делением составной [субстанции] и формы, следует сказать, что одна материя — духовная, другая — телесная, и она равномерно нисходит от наивысшего рода к низшему виду, через все промежуточное, как и составная [субстанция], и форма; а посему ясно, что [материя] будет обладать единством наивысшего рода.