Антология средневековой мысли. Том 1 - [74]

Учитель. Итак, они не акцидентальны ему, но присущи по природе.

Ученик. Не будет опрометчивым сказать, что это так. Хотя и кажется, что [интеллект] рождается неопытным и неразумным, это происходит вследствие преступления Божественной заповеди, из-за чего он забыл и себя самого и своего Творца; тем не менее преображенный правилами науки и просвещенный благодатью Своего Искупителя, он может разыскать в себе Своего Бога и себя самого, и свою опытность, и науку, и все, что в нем существует по природе.

Учитель. Итак, остается обсудить, каким образом в интеллекте присутствуют опытность и знание: или как естественные качества, которые называются силами, так что они являются видами мудрости и знания, которые он воспринимает как отражение Божественного луча или как его существенные части, из которых он состоит, так что он есть некая троица единой сущности — разум, опытность, наука.

Ученик. Я полагаю, что это так, как ты изложил в конце, — мне он кажется некоей сущностной и соприродной троицей.

Учитель. Итак, интеллект постигает свою опытность и науку и постигается своей опытностью и наукой, не что, но поскольку он есть, иначе он не был бы единосущной и соравной троицей.

Ученик. Я не стал бы отрицать этого, потому что разум принуждает меня утверждать это.

Учитель. Теперь посмотри, образуется ли эта природа от себя самой или от некоей другой высшей природы.

Ученик. Если бы кафолическая вера не учила и истина не свидетельствовала бы о той высшей природе, от которой существует, образуется и постигается эта троица, то я не без оснований ответил бы, что она образована, пожалуй, от себя самой или что она, несомненно, есть первоначальная форма, но в связи с тем, что есть высшая [форма], та самая, от которой все образуется, начинает образовываться и, обернувшись к которой, образуется то, что возвращается к ней или может вернуться, я не сомневаюсь, что от этой самой [формы] образовалась троица интеллекта.

Учитель. Более чем глупо сомневаться в этом. Итак, один Божественный разум обладает в себе самом им образованным истинным понятием человеческого разума, опытного и наученного.

Ученик. Нельзя предположить ничего более истинного.

Учитель. Не полагаешь ли ты, что человеческий разум — это одно, а его понятие в разуме образующего и познающего — это другое?

Ученик. Конечно же, нет. Я понимаю, что субстанция всего человека не что иное, кроме как его понятие в уме Художника, который в самом себе познал все, прежде чем оно возникло, и я считаю само это познание подлинной субстанцией, а также — единственной из того, что познается, так как оно совершенным образом создано в Нем и существует вечно и неизменно.

Учитель. Следовательно, мы можем определить человека так. Человек есть некое интеллектуальное понятие, извечно сотворенное в Божественном уме.

Ученик. Это есть наиболее подлинное и вероятное определение человека, и не только человека, но и всего, что сотворено Божественной мудростью. И я не опасаюсь тех, кто определяет человека не сообразно тому, как мыслится [его] бытие, но из того, что мыслится [привходящим] к нему, говоря, что человек есть разумное смертное животное, способное к ощущению и знанию; и, что удивительно, они называют это определение сущностным, хотя оно не субстанционально, но [привходяще] по отношению к субстанции [и состоит] из того, что привходит, воспринятое извне, путем образования субстанции (per generationem substantiae). Но понятие человека в Божественном разуме не является ничем таким. Ведь там оно просто и не может быть названо тем или этим, превосходя всякое определение и соединение частей, пока о нем сказывается только есть (esse), а не что оно есть (quid est)[163]. Но единственное и подлинное сущностное определение — то, которое утверждает только бытие (esse), и отрицает что есть (quid est).

Учитель. Но считаешь ли ты, что в человеке есть некое понятие всех чувственных и умопостигаемых вещей, которые может понять человеческий разум?

Ученик. Конечно, считаю, и именно благодаря этому он более всего постигается как человек, ибо ему дано иметь понятие всех вещей, которые либо сотворены равными ему, либо над которыми ему поручено владычествовать. Ибо как было бы дано человеку владычество над тем, о чем он не имеет понятия? Ведь его владычество направлялось бы в ложную сторону, если бы он не знал того, над чем он господствует. На это нам яснейшим образом указывает Священное Писание, говоря: «Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных и привел их к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей» (Быт. 2, 18). Говорит: чтобы увидел, то есть чтобы понял, как он назовет их. Если бы он не понимал, то каким бы образом он мог бы правильно назвать их? Но все, что он назвал, есть подлинное имя оного, то есть само понятие души живой.

Учитель. Что же удивительного, если понятие вещей, которым обладает человеческий интеллект, так как оно в нем создано, понимается как субстанция самих вещей, коих это понятие есть; представляется, что это — по подобию Божественного ума, в котором понятие сотворенной универсальности (universatis) является несообщаемой (incommunicabilis) субстанцией самой всеобщности; и подобно тому, как понятие всего того, что во всеобщности и мыслится и воспринимается телесным чувством, мы называем субстанцией того, что подлежит интеллекту или чувству, назовем ли мы понятие отличительных и собственных признаков, а также природных акциденций самими этими признаками и акциденциями?