Антология средневековой мысли. Том 1 - [104]

Учитель. Если способность сохранения правильной воли ради самой правильности можно было бы когда-то найти вне той свободы, которую мы исследовали, нужно было бы добавить то, о чем ты говоришь. Но так как высказанное определение является настолько совершенным определением по роду и видовому отличию, что содержит ни больше, ни меньше, чем ту свободу, которую мы исследуем, то нельзя помыслить ни того, чтобы что-то к нему добавить, ни того, чтобы что-то отнять. Ибо «способность» есть род свободы. То же, что добавлено — «сохранения» — отделяет ее от всякой способности, которая не есть способность сохранения, например, от способности смеха или хождения. Добавляя же «правильности», мы отличаем ее от способности сохранения золота и всего прочего, что не есть правильность. А через прибавление «воли» она отличается от способности сохранения правильности других вещей, как девственности или мнения. И, благодаря тому, что сказано «ради самой правильности», она отделяется от способности сохранения правильности ради другого, как когда правильность сохраняется ради денег или по природе. Например, по природе сохраняет правильность воли собака, когда любит щенков своих или хозяина, который делает ей добро. Итак, значит, в этом определении нет ничего, что не было бы необходимым для заключения к свободе выбора разумной воли и для исключения прочего — первая достаточным образом включается, а все остальное исключается: в самом деле, наше определение не является ни избыточным, ни недостаточным. Не кажется ли тебе так?

Ученик. Мне оно вообще кажется совершенным.

Учитель. Скажи же, хочешь ли знать что-нибудь еще о свободе этой, благодаря которой считается, что обладающий ею делает добро или зло. Ведь о ней одной сейчас наш разговор.

Глава XIV. Деление этой свободы

Ученик. Теперь тебе остается произвести деление этой свободы. Ибо хотя согласно этому определению она одинаково присуща всякой природе, разумной природе, все-таки свобода, присущая Богу, очень отличается от тех, которые свойственны разумным тварям, а эти последние свободы отличаются друг от друга.

Учитель. Бывает свобода выбора, существующая сама от себя, та, что ни сотворена, ни получена от другого, — она присуща одному Богу; другая, сотворенная Богом и обретаемая, присуща ангелам и людям. И сотворенная или обретаемая, бывает что имеет правильность, которую сохраняет, и [бывает, что) не имеет. Из имеющих одна владеет отделимо (separabiliter)[229], другая — нераздельно. Именно та, которой владеют отторжимым образом, и была у всех ангелов до того, как добрые устояли, а злые пали, и у всех людей вплоть до смерти, которые имеют эту правильность.

Та же, которая владеет нераздельно, присуща избранным ангелам и людям. Но ангелам избранным — после смерти порочных, а людям — после смерти их. Та же, что нуждается в правильности, одна нуждается так, что еще может обрести ее, другая — непоправимо. Та, что поправимо нуждается, есть только в этой жизни у всех людей, ее взыскующих, хотя многие ее не восстановят. Та же, что взыскует правильности без надежды восстановить ее, — у порочных людей и (порочных же) ангелов после смерти, а у людей после этой жизни.

Ученик. Об определении и разделении свободы этой с Божьей помощью ты так удовлетворил меня, что я ничего не нахожу, что еще нужно было бы спросить об этом.

Гильом из Шампо

Guillelmus Catalaunensis Campellensis (Ок. 1068-1121)

О Гильоме из Шампо, или Гильоме с Каталаунских полей, известно немного, главным образом от его ученика Петра Абеляра. Судя по всему, он был родом из северо-восточной Франции, из общеизвестного места близ Труа, где в 451 г. войска Римской империи в союзе с франками, вестготами, бургундами и др. разгромили гуннов во главе с Аттилой. Равнина, где состоялась битва, называлась Каталаунскими полями.

Петр Абеляр описал отношения со своим учителем в «Истории моих бедствий», дав ему нелестную характеристику. Между тем даже по его словам Гильом был «действительно выдающимся в то время магистром... который пользовался соответствующей славой»[230]среди плеяды блестящих учителей «школьного века» во Франции. В Париже он возглавлял знаменитую философскую кафедральную школу при соборе Парижской Богоматери, где процветало искусство диалектики. Именно в этой школе после ухода Гильома занял кафедру Петр Абеляр.

Гильом был выучеником ланской школы моральной философии, которая разрабатывала этические идеи в рамках созерцательной философии (теологии), или, как ее называли,doctrinasacra, на основе идей Августина. В стенах этой школы учились не только люди, посвятившие себя служению Церкви, но и миряне. Термин «клирик» в то время превращался в синоним образованного человека. Во главе школы стоял Ансельм Ланский (ум. в 1117), учителем которого был Ансельм Кентерберийский. Ланская школа собирала в своих стенах многочисленных школяров, многие из которых впоследствии стали известными магистрами или церковными деятелями. Среди магистров наиболее именитыми стали Гильом из Шампо, антиноминалист Манегольд Лаутенбахский, логик Альберик Реймсский, выступавший и против концептуализма, и против номинализма. Петр Абеляр стал учеником ланской школы в тридцатичетырехлетнем возрасте, уже будучи известным магистром. Личные связи сближали с ланской школой Бернарда Клервоского