Антология современной британской драматургии - [38]
ПОРЦИЯ. Сеншил мне всегда нравился, хоть он и с приветом.
МЭГГИ. Мне самой кажется, что Сеншила не мама родила, а кто-то на спицах связал в дождливый летний день. Мне, знаешь, как-то очень спокойно, когда он рядом. Он такой скучный, твою мать, что ничего плохого просто не может случиться.
ПОРЦИЯ. А вдруг я уйду, а его там нет?
МЭГГИ. Куда уйдешь? Ты о чем, киска?
ПОРЦИЯ. Раньше я не сомневалась… и это держало меня на плаву. А теперь я ни в чем не уверена, хотя он точно где-то есть, и я хочу быть с ним.
МЭГГИ. И где же это, Порция?
ПОРЦИЯ. Знаешь, у меня в сердце волчий зуб растет, гонит меня от всех, от самой себя. Вот бы ветер, что ли, унес меня отсюда, чтобы не надо было ничего делать самой.
МЭГГИ. Киска, не говори так, меня прямо дрожь пробирает.
ПОРЦИЯ. Я же знала, что он собирается это сделать, мы хотели сделать это вместе. Но только в последний момент я испугалась и остановилась, а он просто шел дальше, и я его звала, но он меня не слышал из-за прибоя, шел и шел, а я стояла на берегу, вот тут прямо, и кричала, чтобы он вернулся, и он еще оглянулся в последний момент, думал, я сзади иду, и его лицо, Мэгги Мэй, если бы ты видела его лицо! Он хотел повернуть назад, но его подхватило течением, а потом накрыло волной…
МЭГГИ. Господи, киска, а мать с отцом знают?
ПОРЦИЯ. Они не любят говорить про Габриэля.
МЭГГИ. Правда?
ПОРЦИЯ. Никто не любит. По-моему, никто не понимает, что такое быть близнецом. Все настолько общее, все так перемешано, что не знаешь, ты — это два человека или ни одного. Он мог звать меня Габриэлем, а я его — Порцией. Иногда мы так пугались, кто из нас кто, что приходилось ждать, пока кто-то другой нас не различит и не вернет каждого в самого себя. Я могла заставить его заплакать, просто назвав его Порцией. На самом деле не так уж мы друг друга и любили. Господи, ну почему все живы, а он — нет? Если бы я только могла его увидеть, один только раз, мне стало бы легче. Я точно знаю.
МЭГГИ. Но это же невозможно, киска.
>Пауза.
ПОРЦИЯ. Мне надо детей из школы забрать. >(Направляется к выходу.) Ты идешь?
МЭГГИ. Иду.
>Обе уходят.
>Бар «Густой тростник», ФИНТАН вытирает со стола. Входит СТЭЙСИ, за ней ПОРЦИЯ с сумкой продуктов. Обе уже в подпитии.
ФИНТАН >(холодно). Слушаю, дамы.
СТЭЙСИ. Бутылку сидра, Порция?
ПОРЦИЯ. Ничего.
>СТЭЙСИ идет к музыкальному автомату и ставит что-то в стиле кантри.
ФИНТАН >(пытается флиртовать.) Кто-то вчера перебрал виски, да?
ПОРЦИЯ. Я не пью виски, Финтан Гулан.
ФИНТАН. Да ты его вчера со мной пила.
ПОРЦИЯ. A-а, ну с тобой не считается… >(Смерив его взглядом.) Таких, как ты, забывают раньше, чем успеют заметить, взгляд тебя не фиксирует. Ковбоев, типа тебя, убивают в самом начале дешевого вестерна.
ФИНТАН. Знаешь, что тебе нужно, Порция Кохлан?
ПОРЦИЯ. И что же?
ФИНТ АН. Тебе нужно вырвать твой паршивый язык и содрать всю кожу с задницы.
ПОРЦИЯ. А знаешь, что нужно нам обоим?
ФИНТАН. Не знаю и знать не хочу.
ПОРЦИЯ. Лучше Стэйси заказ принеси.
ФИНТАН. Конечно, купить можно все, кроме хороших манер.
ПОРЦИЯ. Ты, что ли, у нас специалист по хорошим манерам?
ФИНТАН. Шлюха ты сортирная, Кохлан, выскочка болотная!
>Уходит в ярости. СТЭЙСИ начинает танцевать.
СТЭЙСИ. Давай, присоединяйся, Порция.
>ПОРЦИЯ присоединяется. Они лихо отплясывают джайв. Входит ФИНТАН с заказом Стэйси и останавливается. Тупо на них смотрит.
ФИНТАН. Фунт девяносто! >(Цена напитка.)
СТЭЙСИ. Поставь на стол.
ПОРЦИЯ. Бренди с содовой!
ФИНТАН. Передумала!
ПОРЦИЯ. Ну.
>Входят МЭГГИ МЭЙ и СЕНШИЛ.
МЭГГИ. Увидела твою машину снаружи и говорю: зайти, что ли, выпить рюмочку.
СЕНШИЛ. Но только одну! >(МЭГГИ МЭЙ бросает на него яростный взгляд.)
МЭГГИ. Порция, киска, рада, что ты развлекаешься, хотя еще только два часа.
ПОРЦИЯ. Потанцуй с нами!
СТЭЙСИ. Сеншил, ты тоже!
>СЕНШИЛ прикладывает руку к сердцу в качестве отказа. МЭГГИ МЭЙ снимает туфли и присоединяется к ним.
СЕНШИЛ >(ФИНТАНУ). Чай, пожалуйста, заварочный чайничек…
ФИНТАН. Знаю, знаю, заварочный чайничек, пакетик отдельно, крутой кипяток, а для мужа >(он кивает на МЭГГИ МЭЙ) — бренди с содовой.
СЕНШИЛ. Все так, спасибо.
>ПОРЦИЯ подходит к столу выпить, ее настроение снова изменилось. Некоторое время она стоит со стаканом и сигаретой, глядя в пространство, потом переводит взгляд вниз, на реку. Там опять появляется ГАБРИЭЛЬ.
Все в порядке, киска?
>ПОРЦИЯ смотрит на СЕНШИЛА, залпом выпивает бренди, злорадно ухмыляется, швыряет стаканом в ФИНТАНА, который на нее смотрит.
ПОРЦИЯ. Опять за свое! Пойдем потанцуем, Сеншил. >(Она берет его за руку, они танцуют.)
СЕНШИЛ. Только ради тебя, киска.
>МЭГГИ МЭЙ и СТЭЙСИ садятся, пьют и наблюдают, как СЕНШИЛ и ПОРЦИЯ танцуют вальс.
МЭГГИ. Ты так ее поддерживаешь, Стэйси.
СТЭЙСИ. Порция всегда меня поддерживала… Когда я потеряла глаз >(она касается повязки на глазу), никто мне так не помог… Она не в себе, Мэгги Мэй.
МЭГГИ. Да-да.
СТЭЙСИ. И дети у нее в ужасном состоянии. Не то что я ее критикую, но ведь за ними никто не смотрит, один Рафаэль, когда время есть. Они такие неуправляемые, агрессивные, и я не знаю, как ей обо всем этом сказать. Но, может, она еще ими займется, может, я напрасно так беспокоюсь… Порция сама была дьявол, а не ребенок, но выросла же нормальная… Правда, Мэгги Мэй? Даже если немного странная…
Герои «Калеки с острова Инишмаан» живут на маленьком заброшенном ирландском острове, где все друг друга знают, любят и ненавидят одновременно. Каждый проклинает свою долю, каждый мечтает уехать, но не каждый понимает, чем может обернуться воплощение мечты. Калеке Билли, самому умному и в то же время самому несчастному жителю острова, выпадает шанс изменить жизнь. Именно он, живущий на попечении двух странноватых тетушек и мечтающий узнать тайну своего рождения, отправится на Фабрику Грез вслед за голливудскими режиссёрами, затеявшими съемки фильма об ирландских рыбаках.
«Череп из Коннемары» — жесткая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию Мак-Донаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.Главное действующее лицо — Мик Дауд, линэнский могильщик, должен в компании с братьями Хэнлон извлечь из могилы тело своей жены, погибшей семь лет назад при таинственных обстоятельствах. Все жители городка подозревают самого Мика в убийстве.
«Мартин Макдонах действительно один из великих драматургов нашего времени. Глубочайший, труднейший драматург Ничем не проще Островркого, Чехова, Олби, Беккета. Его «Человек-подушка» глубже, чем любые политические аллюзии. Там есть и мастерски закрученная интрига, и детективная линия – так что зрители следят просто за выяснением тайны. Но там есть еще и напряженная работа мысли. Пьеса об ответственности за слово, о том, что вымышленный мир способен быть сильнее реальности. О том, что в самом жутком мире, где все должно закончиться наихудшим образом, все-таки есть чудо – и оно побеждает неверие в чудо».Кирилл Серебренников.
В пьесе действие происходит не в мифопоэтической Ирландии, а в современной Америке. МакДонах предлагает дерзкую, ироничную, уморительно смешную и, действительно, чрезвычайно американскую историю. Здесь стреляют, угрожают взрывом, кидаются отрезанными руками и все потому, что 27 лет назад Кармайкл из Спокэна при загадочных и невероятных обстоятельствах потерял руку, которую на протяжении всех этих лет он маниакально пытается вернуть… Но комическая интрига усложняется еще и тем, что помощниками и противниками Безрукого в его бесконечном американском путешествии на короткий отрезок времени становятся афроамериканец, приторговывающий марихуаной, его белая подружка и шизофренический портье.
![Тоскливый Запад [=Сиротливый Запад]](/storage/book-covers/34/3426227688eccb529c64bb2eb8e4b131391accf7.jpg)
«Сиротливый Запад» — жестокая и мрачная комедия. Все, что отличает драматургию МакДонаха, обнаженный психологизм, абсурдная тупиковость узнаваемых жизненных ситуаций, жестокость людей и обстоятельств, «черный юмор» — все в этой пьесе возведено в высшую степень.На сцене — парадоксальное, гипнотическое соединение корриды и шахматной партии. В фокусе внимания — два брата, бездонные пропасти их травмированных душ, их обиды и боль, их жажда и неспособность Полюбить и Понять. Почти гротесковая комедийность неожиданно срывается в эмоциональную и нравственную бездну.
Красивое и уродливое, честность и наглое вранье, любовь и беспричинная жестокость сосуществуют угрожающе рядом. И сил признаться в том, что видна только маленькая верхушка огромного человеческого айсберга, достает не всем. Ридли эти силы в себе находит да еще пытается с присущей ему откровенностью и циничностью донести это до других.Cosmopolitan«Крокодилия» — прозаический дебют одного из лучших британских драматургов, создателя культового фильма "Отражающая кожа" Филипа Ридли.Доминик Нил любит панка Билли Кроу, а Билли Кроу любит крокодилов.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.