Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин - [26]

Потом он разделся и лег. Люба проснулась, хмуро посмотрела на него.

— Заставили дежурить в дружине, — сказал Потапов. — Хотел тебя предупредить, звонил несколько раз, но все время было занято. Телефон что-то барахлит. Ты мастера не вызывала?

— В школе был? — спросила Люба.

— Был. Говорил с завучем. Все будет в порядке. Спи!

Люба еще раз хмуро посмотрела на Потапова, потом отвернулась к стене.

Потапов подвинул к себе будильник — было без пяти двенадцать. Он завел будильник, поставил стрелку звонка на семь. Несколько минут он полежал с открытыми глазами, глядя в потолок и ни о чем не думая, потом повернулся на правый бок и закрыл глаза.

Ровно в двенадцать часов ночи Потапов начал сон...

Сказка про собаку, которая прожила триста лет

Жила-была на свете собака по кличке Альма. И было ей три года. Вообще-то, особы женского пола скрывают свой возраст, но Альма была молодой здоровой красивой сукой и этого скрывать не собиралась... Она гордо расхаживала перед домом, а соседские псы за забором изнывали от сердечной тоски.

В доме кроме Альмы жили еще дед да бабка, сын да невестка, да еще внучка, в общем, целая семья, которую Альма считала своей и любила больше всего на свете! И дом свой любила, потому что стоял он на берегу реки, и реку любила, потому что текла она среди полей, и поле любила, потому что тянулось до самого горизонта... И горизонт любила, потому что там всходило солнце по утрам, а вечером садилось...

И жила себе так Альма, горя-беды не знала, а горе с бедой, оказалось, жили там, за горизонтом. Однажды весенней ночью проснулась Альма от грохота и, выбежав на улицу, вдруг увидела, что поднялось на горизонте солнце... Странное какое-то солнце... Красное, дымное... Да и какому ему быть, ночному солнцу? Ему ночью спать положено, а не в небе сиять...

Залаяла Альма, чувствуя беду, но никто не прикрикнул на нее, как обычно, и тогда смолкла Альма... И все собаки в селе смолкли в эту ночь... Люди спать не ложились, ходили друг к другу, громко разговаривали, а собаки молчали...

А утром начались и совсем странные вещи. Взошло утреннее солнце, а то, ночное, не зашло, и теперь на горизонте было два солнца... И Альма заскулила, поняв, что беда выглядит так.

А потом вдруг приехали в село автобусы. И вышли из них странные люди, в синих халатах и без лиц. Только глаза смотрели поверх масок, и такие это были строгие глаза, что лучше б они и их прикрыли.

И все стали быстро садиться в автобусы, забывая взять еду, пожитки, а самое главное — собак... Альма крутилась в ногах, напоминая о себе, и внучка обняла ее за шею с криком «Альму возьму!», но на нее сердито прикрикнул дед: «Цыц! Не до Альмы сейчас!..» И враз все уехали...

Только к вечеру обиженная Альма вышла на улицу и с ужасом увидела, что все село — пусто... Никого, кроме собак и кошек, кур да гусей... Бесхозный скотный двор, а не село. И всю ночь по саду ходили обезумевшие звери и птицы, не обращая друг на друга внимания, не задираясь и не крича... Тихо ходили и только поглядывали на горизонт, где висело ночное солнце... И Альма поняла, что горе выглядит так...

Под утро Альма вернулась в свой дом, легла на ступеньки и стала думать, что делать дальше. И сколько ни думала, ничего придумать не могла... И заснула от отчаяния. А проснувшись, впервые почувствовала жажду и голод, и этот голод подсказал ей, что делать дальше... Альма поняла, что надо есть, пить и охранять дом... Для этого она родилась на свет. А там, глядишь, и хозяева вернутся. .. Не сдурели же они — бросать такой дом?..

И Альма занялась делом. Она доедала валявшиеся остатки еды, пила воду из луж и обходила забор, иногда потявкивая на всякий случай, чтобы никто чужой не подходил... Только, к ее ужасу, никто чужой и не подходил!..

А через три дня вдруг села на плетень ворона. Наглая старая ворона, которую Альма давно знала и не любила за то, что та так и норовила чего-нибудь склевать в огороде... Она и на этот раз нацелилась глазом в огород, но Альма зарычала, предупреждая: мол, не дури, хвост выдеру!

— Дура! — закаркала ворона. — Чего ты тут сидишь?

— Стерегу! — сказала Альма.

— Вот дура! — заорала ворона. — Чего стеречь? Хозяев нет... Теперь все общее!!

— Я те дам «общее», — ответила Альма. —Хозяева вернутся, а огород разворован?.. Что скажут?

— Вернутся?! — захохотала ворона. —Да знаешь, когда они вернутся? Через триста лет.

— Врешь! — ахнула Альма.

— Сама слышала... Эти, что в масках приезжали, так и говорили: село непригодно д ля жизни в течение трехсот лет!

— Ничего, — вздохнула Альма. — Подождем...

— Что?!! — ворона аж подскочила на плетне. — Ты знаешь, дура, сколько это — триста лет?

— Не так много, — сказала Альма.

— Ну, совсем чокнутая! — сказала ворона и, потеряв интерес к Альме, почистила перья. — Черт с тобой! Подыхай здесь на здоровье...

И улетела.

Альма легла на землю и стала соображать, сколько это будет — триста лет?.. Она понимала нутром, что — долго... Но сколько именно?! И тут же вспомнила, что к ним в гости, к деду, часто приезжал кум из города. Встретившись, дед и кум всегда обнимались, хлопали друг друга по плечу и говорили: «Здорово! Где ж, кум, пропадал? Сто лет не виделись!..» Хотя Альма точно знала, что виделись они всего неделю назад и пили вместе тайком от бабки горилку.. Значит, сто лет, думала Альма, — это от воскресенья до воскресенья... А триста?.. Значит, три раза по столько... Это, конечно, было тоже много, но все-таки можно было выдержать... И Альма стала ждать...