Антология исследований культуры. Символическое поле культуры - [17]

Следующим препятствием для принятия нововведений в большинстве обществ-реципиентов является наличие групп с разными материальными интересами, недовольствами и амбициями. Американская антропология в силу существующей в ней тенденции (формированию которой отчасти способствовала на раннем этапе своей работы школа «культуры-и-личности») сосредоточивать внимание на поведенческой гомогенности, причем даже в сложных обществах, испытывала некоторые трудности, мешавшие ей всерьез заняться интрасоциетальными группами. Британская социальная антропология, которая ставила в центр внимания взаимодействие между социальными сущностями, такими, как родственные группы, корпорации и т. д., иногда, как казалось американцам, пренебрегала «психологическими» процессами. Континентальные науки о человеке идут еще дальше: опираясь на вековую традицию интенсивного интереса к конфликту между заинтересованными группами, особенно общественными классами, европейский социальный ученый, похоже, обитает в мире мистически абстрактной межгрупповой динамики, в котором общественные классы сталкиваются друг с другом, плетут заговоры и контрзаговоры, подобно огромным теням на гигантском экране. Однако для теории культуры и личности в высшей степени важно, чтобы антропологи восприняли и использовали при определении хода культурного изменения британские и европейские открытия, касающиеся динамической роли групповых лояльностей, идентификаций и интересов. То, что в связи с аккультурацией мы можем показать наличие систематических групповых дифференциалов, даже в небольших обществах (см.: Spindler, 1955), – это, разумеется, важный первый шаг. Полезно также указать, как часто делалось в прикладной антропологии, что имущественные интересы одного индивида или группы могут оказаться под угрозой вследствие нововведения, способствующего обогащению другого; результатом этого обычно становится отвержение нововведения одним, принятие его другим и обоюдно деструктивный конфликт между обоими (иногда переносимый на донора). Между тем, дело отнюдь не ограничивается этой общенаблюдаемой поляризацией общества на фракции, настроенные более или менее решительно «за» или «против» того или иного предлагаемого нововведения. Главное здесь то, что многие общества, особенно более сложные, имеют свойство сохранять на протяжении длительных промежутков временидвеосновные костелляции заинтересованных групп независимо от предлагаемого извне нововведения. Эти две группы Карл Маннгейм (социолог, чей метод анализа является по существу антропологическим) назвал сторонникамиидеологиии сторонникамиутопии.Идеология – это консервативное мировоззрение, рационализирующее, выражающее и поддерживающее существующую социокультурную систему, которой довольны некоторые члены общества. Утопия, со своей стороны, – это революционное мировоззрение, рационализирующее, выражающее и поддерживающее попытки трансформировать существующую социокультурную систему, с тем чтобы принести большее удовлетворение недовольным. Согласно традиционной точке зрения маннгеймовской школы, во взаимной борьбе этих двух мировоззрений возникнет их синтез, который станет идеологией господствующего класса на следующей фазе диалектического процесса (см.: Mannheim, 1936).

Значимость для аккультурационной теории этой интрасоциетальной борьбы между идеологией и утопией состоит в том, что реакция утопического мышления на предлагаемое нововведениенебудет основываться на соображениях относительно его функциональной приемлемости в существующей социокультурной системе. Стало быть, «утопическая» реакция будет отлична от реакции консерватора не только в силу различия поведенческих систем этих двух групп, но и в силу их различающейся временной ориентации. Функциональные расчеты утописта будут требовать оценки полезности нововведения для разрушения существующей системы (т. е. его негативной ценности для оппонентов) и его ценности для лучшего будущего мира. Таким образом, нововведение, максимально ровное вписывание которого в существующую систему искусно просчитывается, может парадоксальным образом отвергаться утопической фракцией, и именно ввиду ее превосходной адаптации к текущему статус-кво. Еще одним следствием фракционного деления становится то, что нововведения – совершенно независимо от рационально рассчитанных оценок их функциональной ценности – могут становиться символами членства в социальной группе. Если членство в данной группе оценивается положительно, нововведение может оцениваться исключительно исходя из его соответствия «внутренней» ценности группы; и наоборот, если его принятие означает идентификацию с «вражеской» или «низшей» группой, индивид, который его принимает, должен отвергнуть ту группу, к которой он принадлежит, либо она должна его отвергнуть. J^-образ и самооценка индивида непоколебимо зависят от его представления о своей приемлемости для референтной группы, с которой он себя отождествляет; а следовательно, нововведения, во всех иных отношениях безупречные, могут приниматься довольно трудно, когда принятие предполагает идентификацию с негативно оцениваемым донором.