АнтиNаполеон - [59]

Эмар, Гранже и Тюрьо, всем обязанные Наполеону, собрались на закрытое совещание.

— Оправдание Моро, — заявил Эмар, — означает для всех нас и для всей Франции начало новой гражданской войны.

Тюрьо поддержал своего коллегу:

— Моро необходимо казнить. Мы же прекрасно понимаем, что процесс этот не юридический, это дело огромного политического значения.

— Смерть Моро, — подхватил Эмар, — необходима для сохранения той формы правления, которая уже сложилась, и нет смысла ее менять ради сохранения жизни одного человека.

— Согласен, — сказал Гранже. — Какое значение сейчас имеет степень виновности Моро? Нам важно преподать урок страха французам, чтобы сохранить безопасность государства. Это важнее всего. Вспомним слова Робеспьера: «Всякий благоразумный человек должен признать, что страх — единственное основание его поведения».

Вернувшись к другим судьям, Эмар сказал:

— Вы хотите выпустить Моро на свободу. Хорошо. Но этим вы толкаете страну к государственному перевороту. Иностранные государства ждут окончания процесса, чтобы окончательно признать Наполеона в качестве императора. Безопасность государства зависит сейчас от нас.

После этого слово взял решительно настроенный Лекурб:

— Председатель суда открыто попирает принцип юриспруденции, который гласит, что обвиняемый невиновен, если большинство высказалось за него. Поступать так — это преступление.

— Господа, — возразил ему Эмар, — но наше решение еще не оглашено, и мы имеем полное право немного изменить его, я бы сказал, подкорректировать.

Новое обсуждение длилось еще 24 часа. В результате повторным голосованием Моро был осужден на два года тюрьмы.

Остальные обвиняемые были поделены на несколько категорий. Жорж Кадудаль, Буве де Лозье, Рюзийон, Рошелль де Бреси, Арман де Полиньяк, д’Озье, де Ривьер, Луи Дюкор, Пико, Ляжоле, Роже, Костер де Сен-Виктор, Девилль, Гайяр, Лемерсье, Пьер Кадудаль, Лелан и Мерий были приговорены к высшей мере наказания. К двум годам тюремного заключения, помимо Моро, были приговорены Жюль де Полиньяк, Леридан и Роллан. Остальные были оправданы.

После оглашения приговора Жорж Кадудаль печально пошутил:

— Теперь, когда мы закончили с королями земными, надо переключиться на короля небесного.

* * *

Утром следующего дня государственный советник Ре-аль имел беседу с маркизом де Ривьером.

— Император, — сказал он, — оценил вашу храбрость и готов подарить вам жизнь. Более того, он готов пойти еще дальше и предложить вам военную службу. Хотите командовать полком?

— Я был бы счастлив командовать французскими солдатами, но не могу, — ответил маркиз. — Я уже присягнул другому знамени.

— Может быть, вас больше прельстит дипломатическая карьера? Хотите стать нашим послом, например, в Германии?

— Я много времени провел за границей. Я был вашим врагом. Что подумают обо мне в иностранных дворах, если увидят, что теперь я служу другим интересам? Никто не станет меня уважать, да я и сам перестану себя уважать.

— Хорошо, займитесь управлением. Хотите возглавить префектуру?

— Я всего лишь солдат. Управление — это не мое дело. Я буду очень плохим префектом.

— Но что же вы хотите?

— Понести наказание!

Реаль был поражен откровенностью де Ривьера. Прощаясь с ним, он сказал:

— Вы — честный человек! Если я могу быть вам полезен, рассчитывайте на меня. У меня был приказ доставить вас в Фонтенбло, если вы согласитесь с предложением императора, но раз вы, к моему огромному сожалению, хотите испытать свою судьбу, оставайтесь здесь.

С аналогичным предложением Реаль обращался и к Жоржу Кадудалю, пообещав ему от имени Наполеона помилование в обмен на обещание не участвовать в заговорах против него и согласие служить в его армии. Все было бесполезно. Кадудаль ответил ему лишь одной короткой фразой:

— Мои друзья последовали за мной во Францию, теперь я последую за ними на эшафот.

* * *

Наполеон работал в своем кабинете в Тюильри, когда к нему вошла заплаканная Жозефина и рассказала, что к ней приходила герцогиня де Полиньяк, жена осужденного Армана де Полиньяка, а также ее тетка, мадам д’Андло, дочь знаменитого французского философа Гельвеция. Они умоляли ее вступиться за их родственника. Наполеон взорвался:

— Для чего вы, мадам, суете свой нос не в свои дела? Я не стану встречаться с ними!

— Но я хочу, — взмолила Жозефина, — лишь помочь несчастным женщинам. Они в отчаянии. Не пора ли тебе. Бонапарт, начать проявлять великодушие? Ведь одного твоего слова достаточно, чтобы спасти жизнь человека, столь им дорогого. Воспользуйся же своим правом на помилование, чтобы увековечить свою императорскую славу.

Наполеон вышел из комнаты, хлопнув дверью. Но Жозефина не сдавалась и вскоре привела к Наполеону двух рыдающих женщин.

— Сир, пожалейте нас, — голосила мадам д’Андло, — ведь я дочь Гельвеция…

Выдержать такое было невозможно, и Наполеон сказал:

— Хорошо, я прощаю его. Думаю, что акт милосердия не помешает началу моего исторического правления.

Когда две счастливые и полные благодарности женщины удалились, Наполеон спросил Жозефину:

— Надеюсь, теперь ты удовлетворена?

Конечно же, она была удовлетворена.

— Предупреждаю, — продолжил Наполеон, — больше ко мне с подобными просьбами не обращайся.