АнтиNаполеон - [134]

„Господин маршал, ваш долг — идти на пушки!“ — кричал Жерар.

„Император сказал мне вчера, что намерен атаковать английскую армию, если Веллингтон примет бой, — сказал Груши. — Потому все это меня нисколько не удивляет. Если бы император пожелал, чтобы я принял в этом участие, он не отослал бы меня на такое расстояние в тот самый момент, когда идет против англичан“.

Ответ Груши был вполне резонным, и, если бы Наполеон был более склонен признавать свои ошибки, мы вряд ли узнали бы о сцене в Валене. Акцент следовало бы сделать не на отказе Груши идти на звук пушек, а на том факте, что Наполеон отправил его слишком далеко, чтобы он мог помочь в битве при Ватерлоо».

Но даже если бы Груши, вопреки приказу императора, пошел на звук пушек, что бы произошло? На этот вопрос в своей книге «Созвездие императора» отвечает российский историк В. Н. Шиканов:

«Ну а если бы маршал прислушался к требованиям своих корпусных командиров и пошел на гром пушек? В этом случае на поле битвы при Ватерлоо, с разницей в несколько часов, оказались бы дополнительно тридцать тысяч французов и более семидесяти тысяч пруссаков. Да еще Тильман привел бы по следам Груши двадцать две тысячи солдат. В результате чудовищная „мясорубка“ у плато Мон-Сен-Жан просто приняла бы вдвое большие масштабы и, скорее всего, с тем же финалом. Итак, перед Груши была поставлена практически невыполнимая задача (и к тому же поздно)».

Как бы то ни было, Груши решил не поддаваться эмоциям и продолжить выполнение поставленной перед ним задачи. Различные историки трактуют это решение маршала по-разному.

Наполеон требовал лишь одного: подчинения в бою.

Роже Дюфрес, французский историк

Историк А. З. Манфред вешает на Груши всех собак:

«Фатальную ошибку допустил Груши. Преследуя пруссаков, он не заметил, как основные силы Блюхера оторвались от него и пошли на соединение с Веллингтоном. Он сбился с пути и шел по пятам небольшого отряда Тильмана, ошибочно полагая, что он преследует Блюхера. Даже когда корпус Груши услышал звуки канонады сражения при Ватерлоо, вопреки настояниям своих старших офицеров, Груши, выполняя букву приказа, продолжал следовать прежним неверным курсом, удалявшим его от места решающего сражения».

Вильям Миллиган Слоон сомневается:

«Жерар энергично настаивал на необходимости тотчас же идти на выстрелы. Груши на это не согласился и, по строгому смыслу имевшегося у него письменного приказа, а также словесных инструкций, решил, напротив того, нанести пруссакам удар в Вавре. Действуя таким образом, он полагал, что Наполеон, без сомнения, уже разбил Веллингтона и что надо лишь помешать соединению англичан с прусской армией. Впрочем, если бы Груши двинулся прямо на выстрелы к Мон-Сен-Жану, то ему навряд ли удалось бы изменить этим ход событий, Надлежало идти верст двадцать по самым трудным дорогам. Накануне войска Груши прошли в девять часов немногим более половины этого расстояния».

Военный человек Анри Лашук почти оправдывает Груши:

«Конечно, звуки пушечных выстрелов были слышны, но в этом не было никакой неожиданности: император вчера сказал Груши, что он атакует англичан. Он сказал также маршалу, чтобы тот наблюдал, атаковал пруссаков и держал свои два корпуса вместе на расстоянии одного лье друг от друга. Противник отступает к Брюсселю; Эксельманс только что предупредил, что видел многочисленные войска в Вавре и на берегу рени Диль, Всеми объединенными силами нужно идти к Вавру. Отпустить 4-й корпус, как этого просит Жерар, было бы непростительной военной ошибкой; разделить войска правого крыла, которые и так втрое слабее, чем войска противника, дать им действовать на двух берегах Диля — это значит способствовать полному уничтожению обоих отрядов и не подчиниться императору.

А приказам императора не противятся. Груши было сорок девять лет, тридцать пять из них он воевал. Он был представителем старой школы маршалов и генералов. Как может подчиненному прийти в голову мысль взять на себя инициативу, пусть даже самую небольшую? Император думает за них. Они ждут его приказов и не отваживаются даже спрашивать их. А когда они их получают, они их прекрасно выполняют. Вдохновение на войне запрещено».

Наполеон не признавал метода внутреннего управления «по горизонтали», что подрывало его главенствующую роль в принятии решений буквально по всем вопросам.

Алексис Сюше, французский историк

Рональд Делдерфилд, увлекаясь больше художественной формой и яркостью своего изложения, чем его содержанием, пытается говорить от имени всех историков, заявляя следующее:

«Он (Груши. — Авт.) канул в неизвестность где-то на марше в направлении Жемблу, выступив из дыма битвы и пропав в тумане полемики по вопросам военной истории. Ни один из историков никогда не мог с уверенностью сказать, что же делал Груши в течение этих сорока восьми часов, но в этот исторический миг на весь XIX век была решена судьба Европы».

При этом, правда, историк все же признает, что произошло это «после бесцельного промедления», винить в котором Наполеону «следовало только самого себя». Несколько страниц спустя Рональд Делдерфилд дает уже более трезвую оценку поведения Груши, но при этом по-прежнему не утруждает себя подробным анализом событий: