АнтиNаполеон - [123]

Его верные слуги, неподвижные и пораженные, стояли вокруг него. Время от времени он испытывал жуткие желудочные боли и несколько раз говорил. „Как тяжело умирать, а ведь на поле боя это было бы так легко. Ах. почему я не погиб в Арси-сюр-Об!“

Ночь закончилась без каких-либо изменений. Он начал уже верить, что в этот раз жизнь не оставит его. и окружавшие его преданные люди также были счастливы, что он не умер, а выжил. В это время объявили о прибытии маршала Макдональда, который, прежде чем оставить Фонтенбло, захотел отдать дань уважения императору без короны. „Я охотно приму этого достойного человека, — сказал Наполеон, — но пусть он подождет. Я не хочу, чтобы он меня видел в таком состоянии“.

Со своей стороны, граф Орлов тоже ожидал ратификацию, за которой он и приехал. Было двенадцать часов утра».

* * *

Историки первой половины ХХ века описывали рассматриваемое событие весьма схожим образом, но еще чаще путаясь в мелких деталях.

Так, например, Д. С. Мережковский в книге «Наполеон» пишет:

«Что произошло в ту ночь, никто хорошенько не знает. В окнах замка мелькали огни; люди бегали, кричали, звали на помощь. Слух прошел, что император хотел отравиться ядом из ладанки, которую носил на шее с Испанской кампании; но отравился неудачно: яд выдохся; все кончилось только сильнейшей рвотой.

Сам он, на Святой Елене, опровергает этот слух с негодованием. К самоубийству чувствовал всегда презрение: „Только глупцы себя убивают“. „Самоубийца — тот же дезертир: бежать из жизни — все равно что с поля сражения“ — сказано в одном из его приказов по армии. Он знал — помнил, что бежать некуда».

Жак Бэнвилль в книге с аналогичным названием утверждает:

«В ночь с 12-го на 13-е у Наполеона была своя голгофа и своя агония. „Жизнь невыносима“, — говорил он Коленкуру. Он хотел умереть. У него был яд, который он всегда носил с собой после отступления из Москвы. Но пакетик выдохся. Смерть отказала ему, и в очередной раз его звезда послужила ему ради менее вульгарного эпилога. У него появилось чувство, что он должен жить, что не все еще кончено, что не такого бегства следует искать».

Е. В. Тарле гораздо более многословен:

«На самоубийство Наполеон всегда смотрел как на проявление слабости и малодушия, и, очевидно, при Арси-сюр-Об и во многих предыдущих аналогичных случаях в 1813 и 1814 годах он как бы хитрил с самим собой, ища смерти, но смерти не от своей собственной руки, стремясь к замаскированному самоубийству.

Но 11 апреля 1814 года, через пять дней после отречения, когда уже во дворце Фонтенбло начались сборы к выезду его на остров Эльба, Наполеон, простившись с Коленкуром, с которым много времени проводил в эти дни, ушел в свои апартаменты и, как потом обнаружилось, достал пузырек с раствором опиума, лежавший у него в походном несессере, с которым он никогда не расставался. Как мы уже видели, Наполеон в 1812 году, после сражения у Малоярославца, где ему грозила опасность попасть в плен, приказал доктору Ивану дать ему сильнодействующий яд на всякий случай и получил этот пузырек с опиумом, который и не вынимал из несессера полтора года.

Теперь, в Фонтенбло, он его вынул и выпил все содержимое.

Начались страшные мучения. Коленкур, чуя недоброе, вошел к Наполеону, принял это за внезапную болезнь и хотел бежать за доктором, бывшим во дворце. Наполеон просил никого не звать и даже гневно приказал ему не делать этого. Спазмы были так сильны, что Коленкур все же вырвался, выбежал из комнаты и разбудил доктора, того самого Ивана, который и дал Наполеону после Малоярославца опиум. Доктор, увидев пузырек на столе, сейчас же понял, в чем дело. Наполеон начал жаловаться на то, что яд слаб или выдохся, и стал повелительно требовать у доктора, чтобы он немедленно дал нового опиума. Доктор убежал из комнаты, сказав, что никогда такого преступления не сделает во второй раз.

Мучения Наполеона продолжались еще несколько часов, так как он отказался принять противоядие. Он категорически требовал скрыть от всех происшедшее: „Как трудно умирать! Как легко умереть на поле битвы! Почему я не был убит в Арси-сюр-Об!“ — вырвалось у него среди страшных конвульсий.

Яд не подействовал смертельно, и Наполеон с тех пор не повторял уже попытки самоубийства и никогда не вспоминал о своем покушении».

* * *

Историки второй половины ХХ века уже смотрят на всю эту ситуацию с самоотравлением Наполеона несколько иначе: они либо начинают подвергать сомнению сам факт произошедшего, либо говорят о нем предельно кратко, вообще не вдаваясь в детали.

В частности, Рональд Делдерфилд в книге «Крушение империи Наполеона» пишет:

«В течение нескольких лет, по мнению одних — начиная с 1808 года, а согласно другим — после московского похода, Наполеон носил на шее маленький мешочек. В нем находился смертельный яд, приготовленный для него известным французским врачом Пьером Кабанисом, родственником маркиза Кондорсе, математика, покончившего в тюрьме жизнь самоубийством с помощью яда, приготовленного Кабанисом. Состав этого яда так никогда и не был открыт. Скорее всего, это была смесь, содержащая стрихнин. Наполеон всегда заявлял, что он держит яд на случай, если враги захватят его в плен. Теперь настало время применить творение врача-материалиста. В ночь с 12 на 13 апреля, после того как он подписал бумаги, которые ему привезли Коленкур и Макдональд, один из служащих дворца видел Наполеона сидящим в одиночестве в своем кабинете. Взгляд его пустых глаз был устремлен в неизвестность.