АнтиNаполеон - [116]

Плюс, чтобы ускорить отступление, за несколько дней до перехвата русскими моста у Борисова по приказу Наполеона были сожжены тяжелые понтонные парки. Без них строительство переправ даже через относительно неширокую Березину (не более сотни метров) превратилось в сложную задачу. И свою ошибку с поспешным сожжением понтонных парков император исправил ценой жизни своих солдат.

Вот как описывает те часы один из выживших офицеров наполеоновской армии: «Саперы спускаются к реке, становятся на лед и погружаются по плечи в воду; льдины, гонимые по течению ветром, осаждают саперов со всех сторон, и им приходится отчаянно с ними бороться. Куски льда наваливаются один на другой, образуя на поверхности воды очень острые края. <…> Нельзя умолчать о благородном самопожертвовании и преданности понтонеров; память о них никогда не померкнет; и всегда будут их вспоминать при рассказах о переходе через Березину».

По сути, мосты наспех сколотили из разобранных деревенских изб, но из-за малой их пропускной способности, из-за огромного скопления людей и обозов; из-за возникшей паники прорваться на запад удалось лишь небольшой части Великой армии. Но и этот жалкий путь к спасению был уничтожен по приказу Наполеона, что фактически обрекло на гибель оставшихся на левом берегу солдат и офицеров(примерно 40 тысяч человек), большинство из которых утонуло в реке или попало в плен.

Получается, что те, кто грабил Москву, сполна расплатились за всё на берегах Березины: всего Наполеон потерял там около 50 тысяч человек, а русские — 8 тысяч человек.

Сам Наполеон примерно с 10 тысячами оставшихся под ружьем солдат двинулся к Вильно, присоединяя по пути французские дивизии, действовавшие на других направлениях. Остатки армии сопровождала толпа небоеспособных людей, а 5 декабря император бросил всё, оставил армию на маршалов Мюрата и Нея и отправился в Париж. По всей видимости, Березина окончательно сломала императора французов, и он фактически бросил армию и бежал в Париж. Но перед этим он продиктовал очередной бюллетень Великой армии — регулярный пропагандистский листок, излагавший для всей Европы французскую версию той войны. В нем было сказано: «Затруднение, сопряженное с наступившими вдруг морозами, привело нас в самое жалкое состояние». Кстати, именно эти строки Наполеона, написанные сразу после Березины, в будущем породят легенду про «генерала Мороза».

Далее в тексте бюллетеня следовало: «Здравие Его Величества находится в самом лучшем состоянии». Конечно, это же самое главное! Впрочем, бодрые строки о «здравии» никого не обманули не только в Париже, но и во всей Европе. Именно после Березины все осознали глубину поражения Наполеона в России. Но еще важнее то, что впечатления спасшихся в корне изменили представление об этой войне у других европейцев.

* * *

Позднее, уже на острове Святой Елены, Наполеон разговаривал с доктором Эдвардом Барри О’Мира о событиях в России, и тот спросил у него, чему приписывает сам император свою неудачу в России.

«Холоду, раннему холоду и московскому пожару, — отвечал Наполеон. — Я ошибся на несколько дней. Я высчитал погоду за пятьдесят лет, и никогда сильные морозы не начинались раньше 20 декабря, [они всегда наступали] на двадцать дней позднее, чем начались в этот раз!. Во время моего пребывания в Москве было три градуса холода, и французы переносили его с удовольствием. Но во время [отступления из Москвы] температура спустилась до восемнадцати градусов, и почти все лошади погибли. За недостатком лошадей мы не могли ни делать разведки, ни выслать кавалерийский авангард, чтобы узнать дорогу. Солдаты падали духом и приходили в замешательство. Вместо того чтобы держаться вместе, они бродили в поисках огня. Те, которых назначали разведчиками, покидали свои посты и отправлялись в дома погреться. Они рассыпались во все стороны и легко попадали в руки врагов. Другие ложились на землю, засыпали и, сонные, умирали. Тысячи солдат погибли так».

Далее доктор О’Мира завел с Наполеоном беседу о московском пожаре, о котором ходило так много противоречивых слухов. Наполеон отвечал так:

«Я очутился среди прекрасного города, снабженного провиантом на целый год, Многие хозяева [домов] оставили записочки, прося в них французских офицеров, которые займут их владения, позаботиться о мебели и других вещах; они говорили, что оставили все, что могло нам понадобиться, и что они надеются вернуться через несколько дней, как только император Александр уладит все дела, что тогда они с восторгом увидятся с нами. Многие барыни остались, так как знали, что ни в Берлине, ни в Вене жителей мы никогда не обижали».

Затем Наполеон с горечью признал, что недооценил силу огня, казавшуюся ему сначала безопасной, «Чтобы увлечь других, — вспоминал император, — я подвергался опасности, волосы и брови мои были обожжены, одежда горела на мне, Нескольких генералов огонь поднял с постелей, Я сам оставался в Кремле, пока пламя не окружило меня. <…> Этот ужасный пожар всё разорил. Я был готов ко всему, кроме этого. Кто бы мог подумать, что народ может сжечь свою столицу? Если бы не этот роковой пожар, у меня было бы все необходимое для армии; на следующий год Александр заключил бы мир или я был бы в Петербурге».