Перевернувшись со спины на бок, она глубже уткнулась в подушку и вдобавок набросила на полголовы одеяло. Последняя звуковая связь с внешним миром исчезла, и она снова погрузилась в закрытый мир снов.
Открыв утром глаза и ощутив себя в бодром здравии духа, она тут же вспомнила, что просыпалась почему-то ночью и интуитивно почувствовала, что необходимо позвонить Виктору.
Выскользнув из-под одеяла, она почти бегом и на цыпочках прокралась в противоположный иконный угол комнаты и быстро, взяв телефон, метнулась обратно. Уже приминая перину, она посмотрела на диван. Он был пуст, так что своим манёвром она никого не потревожила.
На телефонном дисплее было всего лишь пять минут девятого. Поколебавшись немного, Маша всё же отыскала нужный номер и нажала кнопку соединения. Гудки шли долго, но она не сомневалась, что абонент обязательно ответит. И действительно так и произошло, что-то щёлкнуло, и она услышала заспанный голос Виктора:
— Привет, что так рано звонишь?
— Ничего се рано, девятый час.
— Я просто в три только лёг.
— Что так?
— Встреча одноклассников была.
— Ну и как?
— Да никак, тридцатилетние придурки, всё в школьников играют, напоролись как всегда, растаскивал их по хатам.
— Сам-то, не пил что ли?
— Пил, конечно, в меру.
— Ты мне ничего не хочешь рассказать?
— Опять нехороший сон, и интуиция тебе подсказывает, что на твою любовь снова кто-то покушался?
— Заметь, я этого не говорила. Ну, так что?
— На вечеринке встречался с бывшей своей девушкой и её теперешним мужем. Полный отстой, как говорит современная молодёжь.
— Что-то у тебя одно нехорошее льётся из уст? Не так приняли тебя?
— Представляешь, меня тут все считали шизиком.
— Обо мне здесь тоже не лестно отзываются, значит, повод даём для этого. Однако о своих сельчанах мнения я не меняю, как были они моими земляками, так и остались.
— Ну, я — это не ты, потому со своим мнением волен делать то, что захочется. Они меня — шизиком, а я их — придурками.
— Око за око, значит. Хорошо, если так, но ты можешь и дальше пойти.
— Прекрати фантазировать, я с браслетом почти не занимаюсь, отдыхаю от всего. В настоящий момент ты мне не даёшь спать, сама наверняка выспалась.
— Когда займёмся телепатическим обменом?
— Не знаю. Как настроение будет.
— Да, ты помнишь, я сегодня возвращаюсь домой.
— Помню, ну и что?
— А когда ждать тебя?
— Не знаю, я пока ещё не решил.
— Так решай поскорей.
— Хорошо, решу поскорей. Маш, я спать хочу.
— Ну, ладно, целую, пока.
— Пока.
Она сложила телефон и поняла, что с ней говорил совершенно другой человек, не тот Виктор, который, казалось ей, влюбился в неё на втором курсе. Но и это не главное, а то, что это дежа вю, и если раньше когда он был чуждый и без памяти, теплилась надежда, что всё вернётся вместе с памятью, то теперь уже нет никакой надежды.
"Странно, почему я вляпалась в такую историю, — стала она размышлять, прижав телефон к губам и начав им непроизвольно, но мягко постукивать, — в чём превратность судьбы? Нет, скорее, где и когда?"
"Ведь моё "Я" объективно не исследует всё моё предыдущее существование, нужен взгляд со стороны, — продолжала она уже анализировать, — как у Хрусталёва, увидеть себя саму со стороны. Почему физика? Почему?!"
Послышались шаги, пискнула дверь, и в комнату вошла мать. Мария поднялась на локте над подушкой и повернулась в сторону двери.
— Я пришла посмотреть, спишь ли? А нет, так вставай, завтрак на столе.
— Сейчас встаю. Мам, ты не помнишь школьного учителя по физике, который на квартире у бабы Нюры стоял?
— Припоминаю, в армию его потом забрали, полгода хозяйке писал, всё спрашивал как там в школе.
— Ты помнишь его фамилию?
— Я хоть и была в родительском комитете, но, сколько времени уже прошло, так что, ни как звали, ни фамилии уже не помню. Да и спросить-то не у кого, бабу Нюру уже лет пять назад, как схоронили.
— Звали его Сергей Александрович, а учителей по фамилии я плохо запоминала.
— Зачем он тебе сдался?
— Да так, школа вспомнилась, и он неожиданно, а вот фамилию вспомнить не смогла.
— Ну и бог с ним, иди завтракать.
— Иду.
После завтрака, прихватив браслет и сказав матери, что пойдёт, прогуляется перед отъездом по деревне, Мария вышла через калитку на улицу. Однако очутившись впервые за время приезда за порогом дома, она слегка растерялась. Стоя спиной к своему забору посмотрела налево — никого, посмотрела направо — ни одной живой души. Деревня словно вымерла, дома выглядели заброшенными, даже если и в них жили люди. Сады и приусадебные участки были неухоженными и заросли отростками, даже уличная дорога казалась неезженой.
Пруд, находившийся рядом через дорогу, и тот потерял прежний вид: измельчал, частично высох и зарос по округе кустарником, в народе называемым веником. На его мутной глади возилось небольшое количество уток и гусей. Раньше, как помнилось Маше, он был раза в три больше, и всё его зеркало было покрыто белыми фигурками водоплавающих, которые постоянно издавали живительный гам: кряканье и перекличка селезней, порхание крыльев и просто шумная возня в прибрежной тине.
"И куда тут теперь гулять, — сама себя спросила она, — поздороваться даже не с кем".
