Антикоперник - [3]

Мы долго спорили, следует ли нам являться к вам.

И далее, невзирая на расспросы, чужие упорно избегали говорить о своих мотивах. Точно так же они были невнятны относительно природы этого «мы» и того, как именно велись эти «споры». «Коммунисты они или фашисты» — вопрошала Лидия Чо — «Демократы или анархисты? Согласно какой логике устроены их общества? Мы просто не знаем.»

Действительно ли проблема контакта с таким незначительным, технологически отсталым видом, как homo sapiens требовала длительных дебатов? Идти иль не идти — какой вопрос?

Естественно, многие подозревали ловушку. Многие считали, что «Лейбниц» никогда не вернется.

Почему они не подошли поближе? Почему они, обладая столь совершенными технологиями, торчат в облаке Оорта, вместо того, чтобы ускорить встречу? Мы пытались их пригласить. «У нас есть исследовательские базы на Марсе и на нашей собственной Луне, а также различные обитаемые объекты в космосе, в основном на околоземной орбите. Но если вы боитесь напугать нас, или вселить в нас чрезмерное благоговение, или даже навредить нам, вы могли бы опуститься до орбиты, скажем, Юпитера, и тогда между нами и вами по-прежнему будут простираться многие миллиарды километров пустого космического пространства, гарантирующего надежный карантин. И тогда „Лейбниц“, запущенный и заправленный топливом, достиг бы вас за несколько недель, а не за год».

Нет ответа.

Человечество сказало: поймите же, мы хотим встретиться поскорее! Возможно, течение времени ничего не значит для вас, но для нас оно утекает стремительно. Возможно, ваша жизнь исчисляется тысячелетиями, но наша длится всего лишь несколько жалких десятилетий.

Наша продолжительность жизни не является проблемой. Муравей и двоичность, двоичность во всем. Безумная расточительность границ. О, мерцания!

Тогда почему вы не подойдете ближе?

Ближе? Так уже чересчур близко!

Сложился консенсус, что для видов, странствующих меж звезд — таких, как лебедяне — расстояние от облака Оорта до Земли было слишком маленьким, чтобы его учитывать, и потому они говорили о нем с таким пренебрежением. Было и ощущение, что лебедяне избегают слишком уж приближаться к Солнцу. Возможно, солнечное излучение для них губительно! Может быть, они приспособлены к глубокому космосу и чувствуют себя как дома только во тьме среди звезд! Почему бы просто не спросить их?

Можно и спросить, но они не слишком прямолинейны. Или отвечают чепухой. Или гудят, как энты. Или…

«Лейбниц» в спешке оснастили дополнительными баками и блоками с топливом и поддули подушки безопасности. Затем он взлетел на длинном столбе пламени и начал свой путь навстречу чужим. Весь мир на это смотрел. Анге Млинко, конечно, тоже смотрела. Я должна была быть там, на борту, думала она про себя.

3. Анге

В гости заглянула Алисия. Мне не нравится, что ты здесь совсем одна, в этом большом доме, сказала она.

— А мне нравится быть одной.

— Я знаю, — сказала Алисия, — что тебе нравится быть одной. Мне не нравится, что тебе нравится быть одной. А если несчастный случай? Ты совсем одна. Можешь причинить себе вред.

— Кто-нибудь другой мог бы причинить мне вред, если бы он тут был.

— Вас разве не проверяют на паранойю («вас» в данном случае означало «пилотов»)?

— Я хочу столь малого… — начала было Анге. Однако, коротко вздохнув, сдалась.

— Людям нравится быть с людьми, — сказала Алисия серьезным тоном. Такова их природа.

— Я тоже человек, — сказала Анге Млинко. — А моя природа не такова. Больше тебе скажу: нужность людей сильно преувеличена.

Алисия сложила губы в форме знака ~.

— Ты не первая, кто после развода впал в мизантропию, знаешь ли. Как только снова начнешь встречаться, эта холодная отстраненность от человечества растает, как снег. Тут-то ты избавишься от внутреннего Скруджа и перезагрузишь улыбку.

Анге не стала спорить, однако ее стремление к одиночеству не имело никакого отношения к разводу, который случился три года тому назад. Главная проблема брака заключалась не в жестокости, не в подавлении, не в невыносимости; ею являлась его вялость. Она выбрала мужа, который не пытался изменить ее несклонность к человеческой близости, что одновременно и делало его привлекательным, и, впоследствии, стало основой ее неудовлетворенности. Не сексом. Против секса они никогда не возражала, возможно, потому, что не видела в нем какой-то особенной близости; или, говоря точнее, она всегда находила, что эта близость лежит в банальной, соматической плоскости и неспособна как-то ее затронуть. Теория Алисии заключалась в том, что она не знала настоящего секса, секса того сорта, который будоражит ум в той же степени, в какой ублажает тело. Верно, такого секса она не знала. Но если честно, она не верила, что его вообще кто-либо когда-либо знал, за исключением совсем уж погруженных в самообман личностей. Действительно, есть люди, наделенные умением вогнать себя в истерическое состояние и задурить себе голову до того, чтобы ощутить, как земля уходит у них из-под ног. Она была не из таких. Земля никогда не уходила у нее из-под ног. Она сама улетала с Земли. Eppur si muove. Разумеется, тишина куда более глубокий опыт, чем стоны, вздохи и ахи.