Антигерои минувших дней - [24]
Что касается плотской жизни, то Астольф де Кюстин был и остаётся одним из самых известных в Европе открытых гомосексуалистов первой половины XIX в. О гомосексуалисте де Кюстине и пойдёт рассказ.
Астольф де Кюстин (Astolphe-Louis-Leonor, Marquis de Custine) родился 18 марта 1790 г. Предки его отца были людьми зажиточными, но относились к новой аристократии. Титул маркизов они получили только в начале XVIII в. Зато мать де Кюстина происходила из древнего аристократического рода графов де Сабранов, известного ещё с XI в. Астольф стал вторым ребёнком в семье, правда, его старший брат Гастон вскоре заразился оспой и умер (1792 г.).
Шёл первый год Великой французской революции. Дед мальчика Адам Филипп де Кюстин (Adam-Philippe de Custine), был знатным воякой. Начинал он ещё в Семилетней войне, затем отправился в Америку и воевал за свободу английских колоний от метрополии. Не удивительно, что старик приветствовал революцию и, когда началась прусская интервенция, в звании генерал-лейтенанта возглавил революционную армию на Рейне. Французы побеждали, но де Кюстин конфликтовал с главой клуба якобинцев Робеспьером. Едва якобинцы захватили власть в стране, нашёлся повод для ареста де Кюстина. Генерала судили и гильотинировали. Его сын и отец Астольфа по имени Арманд де Кюстин (Armand de Custine) энергично хлопотал, пытаясь вытащить своего папашу из тюрьмы, но сам был обвинён в измене и обезглавлен через полгода после Адама де Кюстина.
Затем пришла очередь матери мальчика. Дельфину де Сабран (Delphine de Sabran) арестовали и приговорили к казни. Правда, успели только конфисковать имущество. Якобинцев свергли, и Дельфина вышла на свободу. Всё время ареста матери о малютке Астольфе заботилась верная кухарка Нанетта.
Дельфина де Кюстин была выдающейся красавицей и воспользовалась своей красотой, чтобы поправить дела семьи. Она стала любовницей великого писателя, политика и дипломата Франсуа-Рене, виконта де Шатобриана (François-René, vicomte de Chateaubriand). Хотя жили они в доме виконта, и Астольф с младых ногтей считал его своим отцом, замуж Дельфина так и не вышла. Зато добилась от властей возвращения ей всего достояния де Кюстинов. Они с сыном вновь стали богачами.
В потрясениях раннего детства и в чрезмерной заботе красавицы-матери о сыне обычно ищут причины того, что де Кюстин стал поначалу бисексуалом, а потом законченным геем.
После «100 дней», вторичного падения Наполеона (1814 г.) и возвращения Бурбонов Дельфина постаралась определить сыночка в армию. Астольф пробыл среди вояк лишь несколько недель и был отправлен в отставку по причине неспособности к военному служению. Тогда мать упросила самого премьер-министра Франции принца Шарля-Мориса де Талейран-Перигора (Charles Maurice de Talleyrand-Périgord) взять Астольфа к себе на службу. Кюстин состоял при Талейране в дни Венского конгресса (осень 1814 – лето 1815 г.), на котором решалась судьба Западной Европы и определялись границы большинства современных государств. Это участие навсегда создало молодому человеку имидж талантливого дипломата. В действительности же Талейран остался весьма им не доволен и постарался избавиться от назойливого бездельника.
В дни Венского конгресса де Кюстин успел обрасти литературными связями, что для дипломата, вращавшегося среди переговорщиков, было не сложно. Маркизу удалось познакомиться и даже подружиться с поэтом Генрихом Гейне (Heinrich Heine), с писателем Карлом Августом Фарнгаген фон Энзе (Karl August Varnhagen von Ense) и его женой, одной из первых в истории писательниц-евреек Рахель Фарнгаген фон Энзе (Rahel Varnhagen von Ense). Это и впрямь примечательно – всю жизнь де Кюстин легче всего шёл на контакт с еврейской диаспорой стран, которые посещал.
Освободившись от какой-либо службы, маркиз увлёкся путешествиями и писанием рассказов о местах, где побывал. Он стал добротным литератором, даже претендовал на роль писателя, но до столь высокого уровня так и не дорос. В первые годы вольной жизни де Кюстин путешествовал по Швейцарии, Англии, Шотландии, Калабрии (юг Италии).
В 1821 г. мать настояла на том, чтобы Астольф женился на выбранной ею девице Леонтине де Сен-Симон де Куртоме (Léontine de Saint-Simon de Courtomer). Аристократка Леонтина была круглой сиротой, имела солидное состояние, да ещё и характером отличалась добрым и милым. Одна беда – болела чахоткой. Свадьба состоялась 15 мая 1821 г. Через год, в июне 1822 г. у молодой четы родился сын Ангерран (Enguerrand).
Тем же летом в дни непродолжительной поездки в Великобританию де Кюстин познакомился с молодым англичанином Эдуардом Сент-Барбом (Edward Saint-Barbe) из Гэмпшира. Парень был на четыре года младше маркиза и не имел достаточного состояния. Маркиз стал покровительствовать ему. Вряд ли они были любовниками. Скорее их можно назвать компаньонами. По жизни этот дуэт прошёл вместе, и разлучила их только кончина маркиза де Кюстина в 1857 г. Сент-Барб был с Астольфом во всех его злоключениях, дружил со всеми его любовниками, но не более. Правда, есть версия об их сексуальных отношениях. Её сторонники полагают, что богатенький де Кюстин законно выступал ведущей стороной в публичной жизни, но становился пассивом в сексуальных играх. В любом случае, домашними делами занимался Сент-Барб.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.