Античный город - [163]

Совершенно особое мироощущение свойственно привыкшему к победам античному городу на самой вершине его исторического развития. Оно соединяет в себе две фундаментальные вещи: замешенный на воинственной культуре агона его всепобедительный дух и сознание собственной исключительности, избранности. Все это проявляется в ощущении более высокой эффективности любой инициативы, любого начинания его граждан, как говорили ещё совсем недавно, «в труде и в бою». Именно эти факторы рождали неколебимую веру в то, что боевая мощь, мужество, наконец, гений их города затмевает собой все в окружающем море варварских народов; в свою очередь, эта вера рождала глубокое убеждение в личном превосходстве каждого едва ли не над любым из варваров.

Сама культура, несомая городом и впитываемая его гражданами, оказывается в их повседневном представлении выше любой другой. Принадлежность же к более высокой культуре и божественный дар свободы ставят город над всеми, кто ещё в состоянии принять или бросить вызов; поэтому плотное окружение врагами цивилизации и свободы не рождает у него никакого чувства обречённости. Дух осаждённого гарнизона пусть и свойствен античному полису, но это вовсе не то настроение, которое обычно охватывает тех, кто обречён на поражение и смерть. Если даже их и ждёт гибель, то это должна быть гибель героев, которая сотрясёт весь мир, но – разумеется же – сами небожители не могут допустить такого несправедливого финала. В самом деле: уже сама природа бессмертных богов является нерушимым гарантом того, что диктуемое законами какого-то высшего (может быть, даже по отношению к ним самим) разума не может быть остановлено на полпути к своей логической вершине никакой силой. Логическим же пределом развития идеи свободы, которая полностью подчиняет себе и совокупное сознание демократического города и яростный дух его пассионариев, является только одно – власть над миром.

Его покровительствуемые богами граждане не ведают страха, напротив, ничем неколебимая уверенность в своей правоте, в высшей справедливости всего того, что несут острия их копий, а значит, и гордая убеждённость в том, что все вокруг обязано рано или поздно склониться перед их великим отечеством, составляет самую сердцевину их восприятия мира. Основанная не только на господстве, но и на вере в собственные идеалы привычка повелевать, острая жажда повиновения всех окрестных народов тем высшим дарам, которые оно несёт им, воспламеняет его отважных сынов. Сознание же собственного превосходства во всём лишь усиливает напряжение противоречий с внешним окружением.

К тому же и само окружение больно не только иммунностью к добру и свету, к благам цивилизации и нравственным идеалам. Несправедливость общего мироустройства, когда всем необходимым для беспрепятственного развития победоносной общины владеют лишь враги разделяемых ею ценностей, – вот органический его порок. Поэтому тягостная необходимость мириться с ним рождает потребность радикального переустройства единого мироздания на каких-то иных, более справедливых, началах, которые обязаны распахнуть новые перспективы, открыть ещё более славные пути к ещё более грандиозным победам.

Даже там, где обыкновенная жадность затмевает разум многих его граждан, у него нет примитивного желания господствовать над всем миром ради собственного обогащения, есть нечто другое – искреннее желание исцелить все его пороки, исправить недостатки; не низменная жажда военной добычи, но добровольно возложенная на себя миссия демиурга, пересоздателя вселенной, рождает пассионарность античного города. Что же касается худших побуждений отдельных его жителей, то и это подлежит исцелению в ходе общего врачевания мира. Он располагает всем, необходимым для этого – мужеством, мудростью, верой. Но нет только одного, и ограниченность собственных ресурсов полиса представляет прямую угрозу самому его существованию.

Слабость внутренних источников экономического развития обостряет необходимость распространения своей власти на чужие территории, богатствами которых несправедливо владеют недостойные. При нехватке ресурсов, которым надлежит обеспечивать дальнейшее восхождение к вершинам цивилизации, неизбежен вопрос о том, насколько вообще честен и справедлив тот порядок вещей, при котором именно враждебный идеалам города мир, который и сам заинтересован в их всеобщем восторжествовании, обладает явным переизбытком необходимых для этого средств. В сущности, это неправедное обладание становится родом удавки, которая в любой момент может быть затянута на шее города, эвентуальной формой агрессии против него, смертельной угрозой его безопасности. Поэтому ясно, что любой наступательный шаг в сторону источника этой непреходящей угрозы есть не что иное, как оправданная высшим нравственным законом превентивная мера, призванная восстановить подлинную справедливость в ещё далёком от совершенства мире.

§ 8. Миссия великой расы

Впервые в истории античный город рождает возвышенный миф о самом себе, ставит себе на службу идеологию. Миф нужен городу. Объективное, то есть независящее от сознания и воли города назначение государственного мифа состоит в том, чтобы все покорённое его мечом подчинялось его законам отнюдь не по принуждению, не из страха перед внешней силой, а по глубокому внутреннему убеждению в совершенной справедливости сложившегося порядка вещей. Более того, из чувства искренней благодарности к нему.