Античный город - [13]

Пока же заметим, что в окружающем великие города античности «варварском» мире многое было иначе. Рабы, конечно, и здесь часто были объектом вещного права, но при всём этом они оставались как бы частью семьи; невольники могли есть за одним столом со своим господином, работать наравне с ним, вступать с разрешения родоначальника в брачные отношения, иметь детей, личное имущество, словом, здесь никогда не было той пропасти, которая существовала у «цивилизованных» греков и римлян. Самовозвеличение над чужими народами, болезнь, в той или иной степени свойственная, как кажется, всем на свете, здесь никогда не достигало градуса, отличившего Грецию и Рим и унаследованного в сущности всей западной цивилизацией. И уж тем более здесь никогда не занимались теоретическими изысканиями, целью которых было доказать иную, более низкую (если не сказать низменную), природу раба. Наконец, и это самое главное (ведь в конечном счёте всё упирается в количественные пределы, поскольку именно их преодоление вызывает необходимость глубоких государственных преобразований) Восток никогда не знал таких масштабов рабовладения…

§ 5. Свободные и рабы; количественные оценки

А кстати, сколько всего рабов было в древнем мире?

Источники расходятся в оценках, минимальные величины составляют двадцать пять процентов от общей численности населения, максимальные восходят к пятидесяти, а иногда и к семидесяти пяти. Французский историк XIX века А. Валлон считал, что соотношение рабов и свободных в Италии II– I вв. до н. э. было 1:1, то есть 50% рабов и 50% свободных. Немецкий историк конца XIX начала XX в. Ю. Белох определял его как 3:5 (37, 5% рабов, 62,5% свободных); другой немецкий историк XX в. У. Вестерман полагал, что взаимоотношение между свободными и рабами 1:2 (33% рабов и 67% свободных). Схожие цифры принимаются и для Греции. Так, например, максимальная численность населения Афин около 430 года до н. э., то есть в самый расцвет великого города, составляла примерно 230 тысяч человек. В том числе количество рабов по разным оценкам – от 70 до 120 тысяч. Население сельской Аттики, вероятно, несколько уступало в численности населению города.

Казалось бы, не так уж и много, значительно меньше численности свободных людей, но попробуем думаться в эти цифры, и, может быть, тогда мы поймём, почему становление демократических форм правления было просто неизбежным.

Что такое двадцать пять процентов? Это значит, что один раб приходится на трёх свободных граждан. На первый взгляд, совсем незначительная величина. Но ведь рабы – это, как правило, здоровые сильные мужчины самого цветущего возраста (кому ж нужны больные и немощные). Женщины, конечно, тоже брались в полон, но здесь большую роль играла их внешность, а завоеватели всех времён были весьма тонкими знатоками женской красоты, поэтому брались далеко не все. Случались среди рабов и дети, но как бы то ни было половозрастная структура невольничьего контингента резко отличалась от половозрастной структуры свободного населения. Здесь необходимо принять во внимание и экономические соображения. До тех пор, пока рабы составляют незначительную долю населения, их стоимость высока, поэтому экономически оправдано выращивать рабов в своём хозяйстве: вырастить раба дешевле, чем покупать взрослого. (Хотя и это доступно лишь человеку со средствами, ибо позволить себе долгое время кормить «лишний рот» может не каждый.) Но там, где численность невольников оказывается сопоставимой с численностью свободных, их стоимость становится незначительной, собственно, потому-то численность и растёт, что падает цена на этот «товар». В условиях же демпинговых цен содержать детей совершенно нерентабельно (кстати, существовали экономические расчёты, показывавшие, при какой именно рыночной стоимости взрослого раба собственное воспроизводство перестаёт быть оправданным). Поэтому-то половозрастная структура свободного населения и отличается. Среди последнего же доля мужчин составит только половину от остающихся семидесяти пяти, то есть около тридцати семи процентов, а за вычетом малолетних, стариков и инвалидов их численность вряд ли превысит двадцать. Вот и получается, что даже при самой минимальной оценке, которую принимают специалисты, численность рабов оказывается примерно равной численности свободных мужчин всего полиса.

Заметим ещё одно немаловажное в этом контексте обстоятельство. Мобилизационные возможности любой страны не превышают считанных процентов; даже во время самых тяжёлых войн 10 процентов населения (то есть 20 процентов мужской его части) составляли критическую величину, за которой начинал трещать становой хребет государства, ибо такой нагрузки уже не выдерживала сама инфраструктура его выживания. Невольничий же контингент, как правило, свободен от подобных ограничений, поскольку инфраструктуру рабства создаёт и поддерживает не он. Словом, даже минимальная численность рабов в три раза превышает мобилизационный резерв древнего полиса. Наконец, неплохо бы вспомнить и о том, что состав полноправных граждан полиса был значительно меньше, ибо большая часть свободного населения (метеки, периэки, вольноотпущенники) в него не включалась. Правда, многие из этих категорий тоже содержали рабов. Так, например, один из вольноотпущенников Рима, Цецилий Исидор в своё время оставит наследникам 4116 рабов. Но если даже предположить о возможности мобилизации и этих категорий граждан, то в случае восстания рабов они составили бы не самую надёжную часть того ополчения которое можно было бы выставить для подавления бунта.