Античный город - [12]
То же мы обнаруживаем и в «Энеиде»:
Ещё раньше случалось, что захваченных в бою даже съедали. Поэтому введение рабства, конечно же, было смягчающим нравы началом: теперь каннибализм, а нередко и убийства пленных оказывались под запретом. Но цивилизующее действие этого института не следует излишне преувеличивать. Раб воспринимался эллинами как вещь, «одушевлённое орудие», «животное», наделённое способностью понимать речь. Раб не имел имени, у него была кличка, он не имел собственности, права на брак, его союз с женщиной был только сожительством. Господин мог наказывать раба своей властью, продавать, дарить, клеймить, отправлять на каторжные работы и даже лишать жизни.
Все это получало даже солидное (самое солидное по тем временам) теоретическое обоснование: такие мегавеличины античного разума, как Платон[18] и Аристотель[19], развили стройное философское учение – мы ещё будем говорить о нём, – согласно которому существует особая категория людей, предназначенная уже по своей природе быть рабами; это люди с низким интеллектом, с неразвитым разумным началом; они движимы только низкими инстинктами, не способны самостоятельно разумно действовать и потому нуждаются в господине, в жёстком руководстве господской волей. Они должны были содержаться в постоянном страхе. И содержались. Правда, в Афинах раб ещё мог пользоваться правом убежища у алтаря и требовать у государства продажи другому господину, больше того, раб иногда мог приобщиться к Элевсинским таинствам, по преданию дававшим человеку личное бессмертие. Но в Спарте илоты, застигнутые после захода солнца на улице, подлежали смерти; в определённые дни спартанцы устраивали на них самую настоящую охоту, как на животных; когда юноше-спартанцу впервые вручался меч, он должен был оросить его лезвие кровью илота. Всей Греции была известна поговорка, в которой говорилось, что нигде свободный человек не свободнее, а раб не подвержен большему притеснению, как в Спарте.
В Риме рабы не были основной производительной силой общества, ею они становятся лишь к концу Республики. Рабство долгое время носило там по преимуществу патриархальный характер. Кстати, у римлян даже члены семьи не очень отличались от рабов: и жена, и сыновья, и внуки со своими жёнами, и незамужние дочери были в сущности столь же бесправны перед главою фамилии. Всё подчинялось только ему, больше того, он имел право суда над всеми домочадцами и определял им наказание вплоть до смертной казни. Никаких границ его власти вообще не существовало; во внутрисемейных отношениях правил не гражданский закон, а только людской обычай, ну, да ещё людские нравы. Взрослые сыновья только со смертью отца делались полноправными гражданами и становились главами своих семейств (а значит, обретали точно такие же, ничем не ограниченные, права уже над своими домочадцами). Прижизненное же освобождение от подчинения отцовской воле было обставлено едва ли не большими препятствиями, чем даже освобождение раба. Словом, на раба простирались практически схожие с теми, которыми обладали младшие члены семьи, права.
Это позднее Марк Варрон (116 – 27 до н. э.), римский писатель, в своём сочинении «О сельском хозяйстве» разделит средства труда на три части: орудия говорящие, издающие нечленораздельные звуки и орудия немые; к первым он относил рабов, ко вторым волов и к третьим телеги. В III и даже во II вв. до н. э. раба ещё не включали в состав имущества, рабы отвечали за некоторые проступки перед судом, не поощрялось и жестокое обращение с ними. Более того, невольники могли получить пекулий с обязательством выплаты части дохода своим господам. Пекулий на правах владения получали городские рабы, ремесленники, вилики, пастухи, земледельцы. Наделение пекулиями обусловливало имущественное расслоение рабов и сближение какой-то их части со свободными. Но с завершением Пунических войн и выходом Рима за пре делы Италии их положение начинает меняться в худшую сторону; именно Рим явит нам образцы наибольшей бесчеловечности в обращении со своими невольниками. Впрочем, и это время являет примеры гуманизма. Так, тот же Варрон отнюдь не безразличен к запросам и даже правам «говорящих орудий», напротив, он убеждал рабовладельцев не использовать бич там, где желаемого можно добиться словом. Методы принуждения должны быть более гибкими, и он рекомендует даже советоваться с прилежными рабами; его убеждение состоит в том, что невольники работают лучше, если хозяин щедрее оделяет их пищей, не скупится на одежду, позволяет отдохнуть и даёт некоторые послабления и льготы.
Однако, сколь бы серьёзными ни были отличия Рима от Греции, завершение демократических реформ, связываемое с уравнением в правах плебеев и патрициев, и в Вечном городе совпадает с прехождением некоего количественного рубежа в накоплении военнопленных, рабов-иноплеменников, по отношению к которым уже не действовали практически никакие – ни родственные, ни племенные, ни религиозные, ни моральные ограничения. (Впрочем, не последнюю роль сыграл и рост числа его неравноправных «союзников».) Словом, не противостояние разделённых антагонистическими интересами сословий (хотя, конечно, и оно тоже) – обеспечение жизнеустойчивости государства в условиях вынужденного сосуществования его граждан с подавляющим своей численностью контингентом, права которого – где частично, где полностью – отчуждаются в пользу Рима, становятся подлинной причиной изменения формы государственного устройства. Нам ещё придётся говорить об этом.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Ключевая функция семьи не детопроизводство, но обеспечение бесконфликтной преемственности культурного наследия, основной ее инструмент – коммуникации полов и поколений.Европейская семья дышит на ладан. Не образующая род, – а именно такова она сегодня – нежизнеспособна. Но было бы ошибкой видеть основную причину в культе женщины и инфекции веры в полную заменимость мужчины. Дело не в культе, но в культуре.Чем лучше человек и его технология, гендерная роль и соответствующий сегмент общей культуры приспособлены друг к другу, тем лучше для всех.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Бернард Шоу в своем «Пигмалионе» сформулировал мысль о том, что овладение подлинной культурой речи способно полностью преобразовать человека, пересоздать его бессмертную душу. Философский анализ показывает, что не только цеховая гордость выдающегося филолога движет сюжет этой парадоксальной пьесы. Существуют вполне объективные основания для таких утверждений. Речевое общение и творчество, слово и нравственность, влияние особенностей взаимопонимания на формирование человека и определение исторических судеб целых народов составляют предмет философского исследования «Слово о слове».
Последняя тайна ирригационных каналов и египетских пирамид, вавилонских зиккуратов и каменных обсерваторий… в чем она? В самом ли деле объективные потребности развития общественного хозяйства сообщают первичный импульс мелиорации земель? Общепринятые ли мифологемы объясняют строительство культовых сооружений?Все ли ясно в механизмах рождения народов, в становлении цивилизаций?Именно эти вопросы лежат в центре работы, посвященной не только самому началу человеческой истории, но и сегодняшним процессам глобализации.
Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.
Книга выдающегося польского логика и философа Яна Лукасевича (1878-1956), опубликованная в 1910 г., уже к концу XX века привлекла к себе настолько большое внимание, что ее начали переводить на многие европейские языки. Теперь пришла очередь русского издания. В этой книге впервые в мире подвергнут обстоятельной критике принцип противоречия, защищаемый Аристотелем в «Метафизике». В данное издание включены четыре статьи Лукасевича и среди них новый перевод знаменитой статьи «О детерминизме». Книга также снабжена биографией Яна Лукасевича и вступительной статьей, показывающей мучительную внутреннюю борьбу Лукасевича в связи с предлагаемой им революцией в логике.
М.Н. Эпштейн – известный филолог и философ, профессор теории культуры (университет Эмори, США). Эта книга – итог его многолетней междисциплинарной работы, в том числе как руководителя Центра гуманитарных инноваций (Даремский университет, Великобритания). Задача книги – наметить выход из кризиса гуманитарных наук, преодолеть их изоляцию в современном обществе, интегрировать в духовное и научно-техническое развитие человечества. В книге рассматриваются пути гуманитарного изобретательства, научного воображения, творческих инноваций.
Книга – дополненное и переработанное издание «Эстетической эпистемологии», опубликованной в 2015 году издательством Palmarium Academic Publishing (Saarbrücken) и Издательским домом «Академия» (Москва). В работе анализируются подходы к построению эстетической теории познания, проблематика соотношения эстетического и познавательного отношения к миру, рассматривается нестираемая данность эстетического в жизни познания, раскрывается, как эстетическое свойство познающего разума проявляется в кибернетике сознания и искусственного интеллекта.
Автор книги профессор Георг Менде – один из видных философов Германской Демократической Республики. «Путь Карла Маркса от революционного демократа к коммунисту» – исследование первого периода идейного развития К. Маркса (1837 – 1844 гг.).Г. Менде в своем небольшом, но ценном труде широко анализирует многие документы, раскрывающие становление К. Маркса как коммуниста, теоретика и вождя революционно-освободительного движения пролетариата.
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.