Античная наука - [10]

Переходим к греко-вавилонским связям. Как раз у вавилонян греческие ученые могли научиться многому, чего они совсем не знали. Наиболее тесные контакты греков с вавилонянами относятся к периоду так называемого «нововавилонского царства», существовавшего в течение семидесяти с лишним лет — в промежутке между падением ассирийского владычества (612 г. до н. э.) и завоеванием Вавилона персидским царем Дарием (538 г. до н. э.). Это и была как раз эпоха зарождения греческой науки. Под началом вавилонских царей в то время сражалось немало греков, среди которых был, например, брат знаменитого поэта Алкея; одновременно между городами малоазийской Ионии и Вавилоном шла оживленная торговля. Характерно, однако, что высшие достижения вавилонян в области алгебры и наблюдательной астрономии оставались грекам неизвестными вплоть до эпохи эллинизма, начало которой датируется походами Александра Македонского. Видимо, те греки, которые в VII—VI вв. до н. э. торговали с вавилонянами или были у них на службе, не имели контактов с вавилонскими математиками и астрологами, располагавшими соответствующей информацией. Зато многие конкретные вещи, имевшие практическое значение, могли быть и действительно были взяты греками у вавилонян. В их числе Геродот называет два типа солнечных часов — гномон и полос — а также деление дня на 12 часов. Последнее было, очевидно, связано с числом зодиакальных созвездий, имена которых также пришли из Вавилона и стали известны в Греции в середине VI в. до н. э.

Исторически первые географические карты были обнаружены также у вавилонян; позднее подобные карты начали составлять греческие ученые.

Третьей великой державой, с которой греки в рассматриваемую нами эпоху находились в непосредственном контакте, была Персия. В отличие от вавилонских «халдеев» иранские «маги» в меньшей степени интересовались математикой и астрономией; во всяком случае мы не знаем о наличии у них каких-либо достижений в этой области. Зато у них существовала интереснейшая религиозно-философская традиция, древнейшим памятником которой являются гимны Авесты — священной книги древних иранцев. В результате реформистско-проповеднической деятельности Зороастра (Заратуштры) иранская религия (маздаизм) была очищена от архаических элементов, приняв необычный для того времени отвлеченный и возвышенный характер. Верховным божеством в ней был бог добра и света Ахурамазда (Ормазд), которому противостоял дух зла Анхра-Майнью (Ариман); борьба доброго и злого начал составляла, по мнению маздаистов, сущность мирового процесса. Отсутствие в этой религии явного антропоморфизма и зооморфизма резко контрастировало с религиозными представлениями большинства других народов того времени и не могло не привлечь к себе внимания греков. Вот что по этому поводу пишет, например, Геродот:

«Что до обычаев персов, то я могу сообщить о них вот что. Воздвигать статуи, храмы и алтари [богам] у персов не принято. Тех же, кто это делает, они считают глупцами, потому, мне думается, что вовсе не считают богов человекоподобными существами, как это делают эллины. Так, Зевсу они приносят жертвы на вершинах гор и весь небесный свод называют Зевсом. Совершают они жертвоприношения также Солнцу, Луне, Земле, воде и ветрам».

По своему обыкновению, Геродот называет Ахурамазду греческим именем. Интересно то, что в этом противопоставлении персидских верований греческим он явно симпатизирует первым. Антропоморфизм традиционной греческой религии перестал удовлетворять мыслящих греков того времени. Еще задолго до Геродота многие элементы иранских религиозных (и космологических) представлений были восприняты в Греции орфиками, Ферекидом Сиросским и такими мыслителями VI в. до н. э., как Анаксимандр, Гераклит и, может быть, Ксенофан.

Все перечисленные выше идеи и заимствования оказали влияние на формирование ранней греческой науки. Читателя может удивить их разнородность: действительно, что общего между древними космогоническими мифами и такими вещами, как солнечные часы или измерение площадей? Между тем дело обстояло именно так: синкретизму этой ранней науки соответствовало разнообразие входивших в ее состав элементов.

В заключение нам надо остановиться еще на одном факторе, оказавшем если не прямое, то огромное косвенное воздействие на становление греческого научного мышления.

Во «Введении» мы указали, что между сферой материального производства и достижениями античной науки не существовало того взаимодействия, которое мы наблюдаем в наши дни и которое стало характерной особенностью научно-технического прогресса последних столетии. Это безусловно справедливо. Тем не менее греческая наука вряд ли могла бы стать наукой, если бы ремесленное производство и инженерная деятельность греков не достигли того уровня, на котором мы их находим в начале VI в. до н. э.

В четвертом и третьем тысячелетиях до нашей эры в нескольких регионах земного шара — прежде всего в долинах Нила и Инда, в Местопотамии, Малой Авии и Китае — произошел ряд изменений в сфере материального производства, которые в своей совокупности могут быть по праву названы первой в истории человечества технической революцией. Эти изменения последовали вслед за переходом племен, населявших эти регионы, от кочевого образа жизни к оседлому, с чем было связано утверждение земледелия как основной формы производственной деятельности, сопровождавшееся развитием методов обработки земли, ирригации, освоением новых сельскохозяйственных культур и т. д., и, как следствие этого, появление постоянных поселений. К числу великих изобретений, характеризовавших указанную революцию, следует отнести открытие принципа колеса, приведшее, с одной стороны, к изобретению гончарного круга, а с другой — к появлению новых средств передвижения, далее — изобретение - ткацкого станка, принцип которого остался неизменным вплоть до наших дней, и, наконец, появление металлургического производства, включавшего методы получения и обработки металлов — сначала бронзы, а потом и железа.