Антиабсурд, или Книга для тех, кто не любит читать - [27]

Я понял, что судьба загнала меня в угол.

Ворона слетела с дерева, полетала бесцельно — и опять села на то же дерево, но уже на другую ветку. Сидит. Смотрит.

Закипела вода в кружке, нагретая кипятильником. Пора пить кофе.

Я отпил глоток, обжегся, фыркнул. Подумал: куда я спешу? Спешить некуда.

И засмеялся.

Судьба удивилась: «Ты что?»

«Пошла ты!..» — ответил я, старательно причесываясь.

«Я от тебя никуда не денусь!» — злорадно сказала судьба.

«Мне это известно, — ответил я сквозь зубы. — Ну и что?»

«Как что? Как что?» — возмущалась судьба, всплескивая голубыми тонкими мускулистыми руками.

И еще что-то говорила, но я не слушал: по радио передавали прогноз погоды на ближайшие сутки.

18 ноября 1994 г.

Двоегузов

Двоегузов остерегался знакомств и, тем более, дружбы с положительными людьми. Потому что он, хотя сам был положительным человеком, уставал от людей, если слишком долго знал их.

Допустим, познакомишься с положительным человеком, подружишься с ним, зачастит он к тебе в гости и через месяц-другой смертельно надоест. Был бы он отрицательный, тогда никакой мороки, сказал бы ему: а катись ты, братец, туда-то и туда-то, надоел! И никаких мук совести — поскольку чего с отрицательными людьми церемониться? Некоторых вообще в тюрьму сажать надо, так что пусть спасибо говорят, что по морде не дали.

С положительным так не поступишь, из дома просто так не выгонишь, вот и страдаешь, испытываешь неудобства из-за собственной щепетильности.

Поэтому, знакомясь с кем-либо, Двоегузов в первую очередь спрашивал:

— Вы как в смысле положительности?

— То есть?

— Ну, хороший вы человек или так себе?

И почти все отвечали:

— Да так себе! Нынче ангелов нету.

— Ангелов-то нету, — соглашался Двоегузов, — но — чем докажете? Тещу в дом престарелых сдали, детей ремнем бьете — или, может, дал бы Бог, приворовываете, используя служебное положение?

И у каждого что-нибудь да оказывалось: кто-то, вот именно, тещу в дом престарелых сдал, кто-то в самом деле детей бьет, если не ремнем, так рукой, а кто-то и не без воровства.

Двоегузов успокаивался и звал такого человека к себе в гости, чтобы дружить, а когда надоест, послать его незамедлительно куда подальше.

Но вот парадокс: дружа с Двоегузовым и приходя к нему в гости, никто из этих отрицательных людей не выказывал своих отрицательных качеств. Просто черт знает что такое! Сидит, чай пьет, разговаривает — и никакой в нем отрицательности незаметно! Уже и надоест Двоегузову, уже готов он послать его — а прицепиться не к чему!

Он даже и справки наводил, прежде чем знакомиться. Вроде, все в порядке: человек жене изменяет, на службе махинациями занимается, кошку соседскую отравой отравил, не вынося кошачьего запаха, да и вообще склочник по натуре. В общем, лучшего и желать не надо. Двоегузов бежит к этому человеку, знакомится с ним, начинает дружить. Тот приходит в гости, приносит конфеты, пьет чай, разговаривает — и все! И никакой опять отрицательности!

Таким образом у Двоегузова образовалось двадцать девять близких друзей — двадцать один мужчина и восемь женщин, и все они при знакомстве рекомендовали себя с отрицательной стороны, и все обманули, оказавшись в общении милейшими людьми. Соберутся, чай пьют, разговаривают. Ни тебе дебошей, ни скандалов, ни взаимных оскорблений, о каком-нибудь убийстве и думать смешно.

Двоегузов в тайной истерике: все ему ужасно надоели, а как выгнать, не знает.

Он пришел к выводу: нету в принципе отрицательных людей, все — положительные. По крайней мере, у него дома.

Из этого вывод: или терпеть их, или, невзирая на положительность, все-таки выгнать, прослыть из-за этого отрицательным человеком, но зато жить спокойно и тихо, как раньше.

И однажды он встал посреди дружного чаепития и мирных разговоров, побледнел и ясно сказал:

— Знаете что? А пошли вы туда-то и туда-то, сволочи! Видеть вас не могу!

Гости смутились, опустили глаза — и разошлись.

Не стало никого.

А Двоегузов радуется. И тешит себя: подойдет к человеку и спрашивает:

— Ну, скажи мне, кто ты, положительный или отрицательный?

— Да какой я положительный! — конфузится человек. — Я на той неделе друга продал, гадости про него его супруге рассказал, чтоб их семью разбить — и не потому, что мне его супруга нравится, а так, по природной подлости! — сокрушенно говорит человек.

— Рассказывай! — иронически усмехается Двоегузов. — А зазови тебя чайку попить, выяснится, что ты замечательный хирург и по сорок человек в месяц с того света вытаскиваешь! Хитрец нашелся! Знаем вас, паразитов таких, как вы прибедняетесь! Козел вонючий, морда твоя ненавистная, пошел прочь!

Обескураженный человек уходит, а Двоегузов потирает руки: теперь-то он умный, теперь-то никому не даст себя провести — не на таковского напали, сволочи!

2 января 1995 г.

Касса

Здание железнодорожной станции Жеваляево было старым. И окно билетной кассы было старым, решетчатым, состоящим из двух десятков окошечек, каждое размером с форточку. Одно из таких окошечек и было собственно кассой, сквозь которую продавали билеты, а из прочих половина закрыта была фанерками, картонками, кусками жести — стекла повылетали от небрежности прислонявшихся к ним людей, от мальчишеского и пьяного хулиганства и сами по себе, от времени. Да и основная рама уж подгнила. И, наконец, кто-то разбил саму амбразуру кассы.