Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья - [36]

Более того, здесь обязательно надо привлечь и трактовку Марксом социальной структуры общества, поскольку для Маркса человек не есть некоторая абстракция, а есть проявление реальных социальных противоречий. Поэтому и нравственная позиция, и мотивы, и ценности поведения людей, принадлежащих к определенным социальным группам, в определенных исторических условиях будут существенно отличаться от поведения, нравственных ценностей и мотивов людей в других социальных группах и других условиях. Достаточно сравнить ценности средневекового крепостного крестьянина и современного дельца-предпринимателя или аристократа XV в. и современного активиста профсоюзного движения, чтобы понять историческую природу человека. Но мы несколько увлеклись.

Далее мне представляется важным дать критику завершающей главу «О моральной теории историцизма» тезы Поппера, которая звучит следующим образом:

«Ведь невозможно усомниться в том, что секрет его религиозного влияния заключен в его нравственном призыве, что его критика капитализма была эффективной главным образом в своей моральной ипостаси. Маркс показал, что социальная система как таковая может быть несправедливой и что если система плоха, то вся добродетельность индивидуумов, извлекающих из этой системы выгоду, есть фальшь и лицемерие, поскольку наша ответственность распространяется на социальную систему и ее институты, которым мы позволяем продолжать существовать» (с. 243).

В этом-то как раз не только можно, но и должно усомниться, поскольку развитие и влияние марксизма было связано главным образом не с тем, что эта теория оказалась привлекательной с нравственной точки зрения. Здесь важна обратная связь: она оказалась привлекательной с нравственной точки зрения для огромных масс людей, для сотен миллионов борцов за социальное освобождение, и особенно в XX в., именно потому, что эта теория вырастала из их реальных социальных общественных интересов, отвечала их социальным интересам, помогала трудящимся реализовывать те ценности, которые формировались в реальных противоречиях жизни. И вопрос здесь не в том, что бедные хотели получить нравственную теорию, помогающую им грабить богатых. В данном случае Поппер, слава богу, не сводит все к этой простейшей тезе, ибо во многих работах правых присутствует эта примитивнейшая трактовка любой социальной борьбы как бунта голодного против сытого, как попытки бедного ограбить богатого и к тому же все это нравственно оправдать.

Речь идет о другом — о том, чтобы показать, откуда и почему возникает бедность и богатство, каким именно образом и почему в силу внутренних законов общества, порождающего и бедность и богатство, можно и должно создать новое общество, в котором ценности человека, мотивы его деятельности не будут сводиться к попыткам либо добиться богатства любой ценой, либо ограбить богатого, а будут лежать по ту сторону этих противоречий. Другое дело, что при этом марксизм стоит, с нравственной и социально-политической точки зрения, на стороне угнетенных, но отнюдь не всегда оправдывает их действия и отнюдь не все их действия считает социально целесообразными и, по большому счету, нравственными. Действительная сила марксизма в том, что он стал теорией, которая помогала реальной социальной борьбе за освобождение. И отрицать это при всех противоречиях и зигзагах истории XX в., по-видимому, трудно.

Можно, правда, выдвинуть возражение: дескать, эта борьба завершена, и XXI век увенчался окончательной победой либерализма и его теоретиков. То, что это не совсем так, а по большому счету совсем не так, я постараюсь показать в позитивной части данной работы.

Наконец, обратим внимание на тезис Поппера, который завершает эту главу: «Научный марксизм умер, но выражаемое им чувство социальной ответственности и его любовь к свободе должны выжить». Во-первых, я думаю, что социальная ответственность и любовь к свободе характерны не только для марксизма, тем паче «научного». Во-вторых, вопреки предсказаниям Поппера, научный марксизм не умер; и если автор считает, что его трактат достаточен для того, чтобы убить марксизм, то он не только наивен, но еще и попросту глуп. Поэтому, мне кажется, вопрос стоит по-другому: насколько действительно жив марксизм и как теория, и как практика обновления общества. Это действительно важнейший вопрос, который мы должны проанализировать. И сделать это можно не столько при помощи теоретических размышлений, обращенных к марксизму XIX–XX вв., сколько путем развития марксизма в новом, XXI столетии, ибо только так доказывается, что эта теория (а) жива и (б) необходима. Второй тезис особенно важен, ибо доказательство жизненности будет заключаться только в одном — если мощные социальные силы нового столетия, силы именно освобождения (а с тем, что эти силы заслуживают поддержки, соглашается, пожалуй, даже Поппер, хотя скрипя зубами и с кучей оговорок) поднимут на свой щит идеи нового, соответствующего вызовам XXI в. марксизма.

Глава 3. «Крах» марксизма и «реальный социализм». Некоторые заключительные замечания

3.1. Еще раз о методе Маркса, или Поппер как слуга филистера