Анти-Ахматова - [24]
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 533
Здесь все. Сначала — конечно, о славе. Она — эксперт по славе. Знаток и подруга Пастернака. Лягнуть Пастернака. А почему это он не выдержал славы? Какой славы он не выдержал? Разве у него была поздняя слава?
Заговорили о Солженицыне. «Можете представить, что с ним сейчас делается? Мгновенная мировая слава. Он дает урок, подходит к доске, пишет мелом, а все ученики уже читали газеты, полные его именем… Трудно себе это вообразить». — «Ну, вам не так уж трудно» — «Я тогда не стояла у доски».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1952–1962. Стр. 55
Разница не только в том, что она не стояла у доски. Просто все газеты — не были полны ее именем. Мгновенной мировой славы у нее не было. В десятые годы у нее была эстрадная слава. Не мировая, конечно, местная, попсовая, как сейчас говорят. Если Ахматовой есть чем гордиться в «Вечере», то на каких языках они говорят с Солженицыным?
Анна Андреевна снова и снова о Солженицыне (то есть снова и снова об одном и том же — о славе): «Огромный человек. Надеюсь, он понимает, что его ждет. Было время, я спрашивала, выдержит ли он славу? Помните, накануне «Ивана Денисовича»? Он ответил: «Я выдержал сталинские лагеря». Теперь я спросила: «Вы понимаете, что скоро вас начнут ругать?» — «Конечно!» — «Выдержите?» — «Я выдержал прокурора. Уж сильнее не обругают». — «Вы ошибаетесь. Это другое, совсем другое. Если выдержали прокурора, нельзя быть уверенным, что выдержите ЭТО».
Л. К. ЧУКОВСКАЯ. Записки об Анне Ахматовой. 1963–1966. Стр. 27
Она сама НИКОГДА не видела вблизи прокурора и никогда не испытала такой славы, какая была у Солженицына.
«Прочитала «сиделок тридцать седьмого». Он сказал: «Это не вы говорите, это Россия говорит». Я ответила: «В ваших словах соблазн». Он возразил: «Ну что вы! В вашем возрасте…» Он не знает христианского понятия».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 185
Ну ладно Ахматова-то — она уверена, что, кроме нее, никто не знает христианского значения слов «соблазн», «мирская прелесть» и пр. А Найман? Он что, на самом деле думал, как Анна Андреевна, что Солженицын намеревался склонить ее льстивыми речами — к половому акту? И грубо так, мужик-с, говорит ей, что дамочки ее возраста его не интересуют?
«Ему 44 года, шрам через лоб у переносицы. Выглядит на 35. Лицо чистое, ясное».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 185
Понравился, одним словом. Но нет — Солженицын имел в виду, что не хочет обижать ее предположениями, что в ее возрасте — и в его, и в моем, и в вашем — можно думать о жалкой погремушке соблазна славы.
Напрасно он так думал. Ее волнует только слава.
«Я ему сказала: "Вы через некоторое время станете всемирно известным. Это тяжело. Я не один раз просыпалась утром знаменитой и знаю это"».
Анатолий НАЙМАН. Рассказы о Анне Ахматовой. Стр. 185
И Солженицын нашел себе других собеседников…
Часть III
ГРАЖДАНСКОЕ МУЖЕСТВО
КОМИССАРЫ
Понятия моральной чистоплотности, политической брезгливости и пр. были совершенно неведомы Анне Андреевне Ахматовой. Вернее, как всё или почти всё на этом свете, ей это было ведомо — как феномен, — но казалось несущественным, ненужным для жизни: для продвижения, для преуспевания, для славы, и, как всегда, в этом она была права. И сейчас никто не назовет это в числе реальных добродетелей — так, антураж эпохи романтизма. Другое дело, что и эпоха была другая — просто на каждом шагу реально убивали, мучили, расстреливали, пытали — можно было видеть этих мученных людей, потрогать их, поговорить. Конечно, говорить с ними избегали — кому же приятно, в лучшем случае общались, не прекращали знакомства, но тема пыток и расстреливания несчастных по темницам — это было табу. Табу и для Ахматовой. Ее родного сына пытали, но эта тема не стала для нее даже впоследствии чем-то большим, чем конъюнктурной фишкой, а муж, Пунин, предавший ее сына, комиссар, — не потерял ничего в ее глазах.
Она тяжело переживала арест Пунина, жалела его. Скоро арестуют и ее сына, в третий раз, — по показаниям Пунина. <…> Дополнительную тяжесть приносила ей явная напряженность в отношениях между сыном и Пуниным, возникшая уже после первого ареста. Очевидно, какие-то основания были, если в решении прокуратуры глухо сказано о показаниях Пунина против Левы.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 351
Она будет до конца жизни подсказывать, чтобы ее называли дважды вдовой. Пунину она хотела быть вдовой.
ЗНАЯ. Знала — если это знал Лева, ушедший из дома Пунина после освобождения в первый раз. Она, величественная и горделивая, осталась.
У Льва Николаевича не было своей квартиры, он жил с матерью у Пунина. Он ушел из дома Пунина непосредственно после первого ареста в 1935 г., когда Пунин тоже был арестован, но оба были выпущены Сталиным. О показаниях Н. Н. Пунина против Л. Гумилева здесь (в письме из прокуратуры от 6 июля 1954 г.) говорится.
Эмма ГЕРШТЕЙН. Мемуары. Стр. 351
Николай Пунин являл собой пример человека, ради фанатичной преданности идее коммунизма не гнушавшегося ничем, в том числе и предательством старых друзей. Чего стоит одна его статья «Попытки реставрации» в газете «Искусство Коммуны», представляющая собой печатный донос на Николая Гумилева, только что вернувшегося в Советскую Россию! Поэт прорвался из-за границы в голодный и холодный Петроград, чтобы помочь своему народу в строительстве новой культуры, а его земляк-царскосел, недавний сотрудник элитарного журнала «Аполлон» Николай Пунин не стыдится публично обозвать стихи Гумилева «гидрой контрреволюции».
Тамара Катаева — таинственный автор двух самых нашумевших и полемических биографий последнего десятилетия — «АНТИ-АХМАТОВА» и «ДРУГОЙ ПАСТЕРНАК». Виртуозно объединив цитаты из литературоведческих и мемуарных источников с нестандартным их анализом, она стала зачинательницей нового жанра в публицистике — романа-монтажа — и вызвала к жизни ряд подражателей. «Пушкин: Ревность» — это новый жанровый эксперимент Катаевой. Никто еще не писал о Пушкине так, как она.(Задняя сторона обложки)«Пушкин: Ревность», при всей непохожести на две мои предыдущие книги, каким-то образом завершает эту трилогию, отражающую мой довольно-таки, скажем прямо, оригинальный взгляд на жизнь великих и «великих».
Роман-монтаж «Другой Пастернак» – это яркий и необычный рассказ о семейной жизни великого русского поэта и нобелевского лауреата. За последние двадцать лет в свет вышло немало книг о Пастернаке. Но нигде подробности его частной жизни не рассказываются так выпукло и неожиданно, как в новом исследовании Катаевой «Другой Пастернак». «Боттичеллиевский» брак с Евгенией Лурье, безумная страсть, связавшая Пастернака с Зинаидой Нейгауз, поздняя любовь с Ольгой Ивинской – читателю представляется уникальная возможность узнать о личной жизни Пастернака с абсолютно неожиданной стороны.Перефразируя Толстого, Катаева говорит о своих книгах: «В „АнтиАхматовой“ я любила мысль народную, а в „Другом Пастернаке“ – мысль семейную».
Тамара Катаева — автор четырех книг. В первую очередь, конечно, нашумевшей «Анти-Ахматовой» — самой дерзкой литературной провокации десятилетия. Потом появился «Другой Пастернак» — написанное в другом ключе, но столь же страстное, психологически изощренное исследование семейной жизни великого поэта. Потом — совершенно неожиданный этюд «Пушкин. Ревность». И вот перед вами новая книга. Само название, по замыслу автора, отражает главный пафос дилогии — противодействие привязанности апологетов Ахматовой к добровольному рабству.
МИТЕРИКОН, СОБРАНИЕ НАСТАВЛЕНИЙ АВВЫ ИСАИИ ВСЕЧЕСТНОИ ИНОКИНЕ ФЕОДОРЕЕпископа Феофана.Издание второе дополненное Афонскаго Русскаго Пантелеимонова монастыря.МОСКВА.Типо-Литография И. Ефимова. Большая Якиманка, собств. дом.1898.От Московскаго Духовно-цензурнаго Комитета печатать дозволяется. Москва, 31 декабря, 1897 года.Цензор Протоиерей Иоанн Петропавловский.
Биография филиппинского ученого, поэта, писателя, художника и скульптора, идеолога возрождения народов Юго-Восточной Азии Хосе Рисаля, вышедшая в серии ЖЗЛ в 1937 году. Выпуск 15(111).
Скитский патерикО стяжании евангельских добродетелейсказания об изречениях и делах святых и блаженных отцов христовой церквиПо благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II© Московское подворье Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. 2001.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Перед вами первая системная попытка осмыслить опыт самого масштабного предпринимателя России и на сегодняшний день одного из богатейших людей мира, нашего соотечественника Олега Владимировича Дерипаски. В книге подробно рассмотрены его основные проекты, а также публичная деятельность и антикризисные программы.Дерипаска и экономика страны на данный момент неотделимы друг от друга: в России около десятка моногородов, тотально зависимых от предприятий олигарха, в более чем сорока регионах работают сотни предприятий и компаний, имеющих отношение к двум его системообразующим структурам – «Базовому элементу» и «Русалу».
Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.