Антарктика - [62]

Он своего достиг. Лишенная возможности различать окружающие предметы, Нина вдруг увидела обостренной силой воображения все, о чем говорил Андрей. Ей даже показалось, — она услышала, как ударил гонг. И в неустойчивой синеве возникла египетская пирамида. Она заслоняла солнце, и лучи его веером разбегались от ее вершины. Пирамида была несколько нереальной, может быть, напоминала декорацию из «Аиды». Но по ее крутым ступеням два атлетических воина поднимали спотыкающегося слепца. А на самой вершине, сияя золотыми одеждами, монументально застыл жрец. И все чаще и чаще, словно подгоняя время, гремел гонг.

Воины подвели слепца к жрецу, и бедняга опустился на колени, подняв к небу закрытые глаза. И вознес жрец руки, украшенные перстнями с рубинами. И солнце заиграло в них…

— Открой глаза! — приказал жрец голосом Андрея.

И открыл слепец беспомощно мечущиеся незрячие глаза. И лучи солнца, преломившись в рубинах жреца, ударили красными стрелами в глаза слепого. Он поднял руки, закрыл стертыми ладонями лицо, словно защищаясь от ударов. Но чудо уже свершилось. И когда воины оторвали руки человека от его глаз и тот медленно поднял веки, — он их снова закрыл, испугавшись света, что обрушился на него. А потом из груди исцеленного вырвался крик исступленной радости, заглушаемый гонгом, потому что увидел он серебристую излучину Нила, увидел землю и павших ниц людей, славящих исцелителя…

— Какая…. красивая сказка!

— Это быль, Нина… Жрецы шли от поклонения Солнцу. И ты знаешь — иногда этим темным эмпирикам чертовски везло! — Рука Андрея потянулась к повязке.

Нина поймала руку Андрея.

— Посидите со мной еще. Совсем немного!

Андрей боялся пошевелиться…

В то же утро он зашел в палату стариков.

— Что-то ты больно сияешь? — хмыкнул Федор Федорович.

Андрей присел рядом с его койкой. На соседней полулежал Рамсей, мерно перебирая четки.

— Вы стали лучше видеть, Федор Федорович? — Андрей взял руку Федора Федоровича — вроде бы так, потрепать, а сам нащупывал пульс.

Федор Федорович вырвал руку.

— Вчера замерили — все в норме. Это без тебя… Да и погода ломалась.

— Мистер Вихоров! — Рамсей встряхнул янтарные четки. — Я хочу позволять высказать свой диагноз относительно Теодора.

— Что ж, это интересно! — Андрей вежливо повернулся к Рамсею, словно тот мог это видеть.

— Теодор… все время делит свое одно сердце на весь мир. Кусочек сердца на Кубу, другой кусочек Вьетнам, Африка… И везде своя боль. И Теодор хочет всю боль собрать в своем сердце. Но это не смог даже Иесус Христос. Это кончилось очень для него печально.

— Чуешь? — Федор Федррович встрепенулся, явно готовясь в атаку, но Андрей придержал его рукой за плечо, спросил:

— Разве, мистер Рамсей, вам самому не бывает… больно. или стыдно за то, что порой происходит в мире?

Рамсей ответил не сразу. Он достал «Беломор», но, может, вспомнив о Федоре Федоровиче, отложил папиросу.

— Доктор Вихоров. Я должен сказать, меня сразу после войны приглашали визитом вашу страну. Когда мы еще… союзнический дух… Пока…

— Сэр Уинстон Черчилль не выступил в Фултоне! — не сдержался Федор Федорович.

Рамсей поднял белую ладонь, укоризненно спросил:

— Мы же договорились, Теодор?

— Эскюз ми. Молчу.

— Я вас слушаю, мистер Рамсей. Вас приглашали к нам, а вы не приняли приглашения?

— Не совсем так… Я все откладывал свой визит.

Я давно не имею больших иллюзий о нашем мире. О человечестве… Но кое-что я видел у вас во время войны. Кое-что слыхал. И все время думал. А может быть? Может, вы действительно… Я боялся потерять последний шанс обрести вновь надежду. Пусть иллюзию! И все не ехал, не ехал… Пока не ослеп.

Федор Федорович приоткрыл было рот, но сдержался. Промолчал.

— Что ж, мистер Рамсей, — Андрей встал. — Могу вас заверить, что мы сделаем все, чтобы вы увидели наш мир. Вам только останется выбрать точку зрения.

16

… Они вышли друг на друга неожиданно — чуть не столкнулись на крутом повороте коридора. Степан смутился, торопливо спрятал за спину толстый журнал.

— Что в лаборатории? — Андрей схватил Степана за рукав.

— А-а! — разочарованно протянул Степан. — Как пишут в таких случаях, — царит энтузиазм.

— Ты что, не в духе?

Степан капризно скривился, хлопнул себя по колену журналом.

— С чего быть в духе? Ну ладно, твой Виктор инженер…

— Кандидат технических!

— Ладно, кандидат… А в помощниках у него Филька. Сантехник!

— Ну и что?

— А то, что несерьезно все это!

— Перестань!.. — Андрей укоризненно покачал головой. — Я тоже устал, однако…

— Однако вчера спорил со Светловой.

— Это по поводу работы Захарова? Разве я был не прав?

Степан снова дернулся:

— Прав — не прав!.. Разрешать эксперимент в конце концов будет Светлова. Сейчас не время ссориться с начальством.

Андрей оттолкнул Степана, рассмеялся:

— Слушай, ты правда того… Переутомился. Может, с Галей поссорился? — Андрей потянулся к журналу. — «Медикл ревю»? Дашь потом посмотреть?

Степан торопливо спрятал журнал за спину.

— Вот именно. Потом!

Андрей не понял причины зловещей многозначительности ответа, непреходящего раздражения, проступавшего даже в походке вдруг заспешившего Степана. Долго смотрел в удалявшуюся спину друга, и в глазах густела обида. Степан не оглянулся. И Андрей пошел в лабораторию.