Антарктика - [30]

Все это Середа отмечает, не отводя взгляда от взбившейся розоватой пены справа от полубака. Только что там лениво перекатилась волной бурая, отмеченная глубокой белесой ссадиной спина кашалота. И сразу грянул выстрел.

Стрелял Вадим Тараненко. Он беспокойно переступает ногами по деревянным планкам полубака, смотрит на волну, не отпуская поводка пушки.

Аверьяныч стоит за спиной ученика. Он вынул трубку, но не закуривает, ждет, смотрит туда же, на ушедший в розоватую пену линь. Значит, ~и он не уверен…

Попасть-то Вадим попал. Середа успел заметить, как бесшумно вонзился гарпун в бурую спину кита чуть выше ссадины, а потом уже под водой ухнула граната. Но. видно, понадобится добойный… Линь приходится понемногу потраливать. Где-то в глубине мечется раненый кашалот… Только не пошел бы он под винт. Такое не раз бывало. Вряд ли это осознанная месть кита. Хотя…

— Знаете, Анатолий Корнеевич, какую историю мне рассказал капитан Титуз? — Середа покосился на стоящего рядом старпома.

Шрамов пожал плечами.

— К сожалению, не знаком с товарищем Титузом.

«К сожалению»! — мысленно передразнил Середа Шрамова. — К счастью для Титуза. Он бы рядом с тобой умер от тоски!» — Середе расхотелось рассказывать. Правда» вот Вася Лысюк, заменивший Вадима у руля, сразу загорелся, ждет от капитана необыкновенной повести. Ладно!.. Васе он как-нибудь расскажет потом…

Середа напрягся. Вот сейчас выйдет кашалот. Линь со скрипом натянулся, стал, уходя вправо, подниматься над водой, роняя тяжелые розоватые капли.

Середа видит, как Аверьяныч молча забирает у Тараненко поводок пушки. И Вадим ничуть не артачится, понуро отходит к левой щеке полубака, не глядя на учителя, готовит шланг-пику со сжатым воздухом. Вадим не может смотреть на агонию кита. Середа давно приметил. «Это хорошо!» — думается капитану. Он и сам не любит добойных выстрелов. Да и Аверьяныч…

Раненый кит умирает трудно: с кровавыми громкими всхлипами и слезой в подернутых мукой глазах. Середа давно заметил, что Аверьяныч производил добойный выстрел, мрачнея до серости ни лице, и потом надолго становился неразговорчивым…

2. Напрасно старпом Шрамов так холодно ответил Середе: «К сожалению, не знаком с товарищем Титузом». Прояви Анатолий Корнеевич хоть чуточку интереса, поведал бы ему Середа о том, как в одном из первых рейсов, когда охотились с норвежцами, загарпунил варяг большого испещренного глубокими шрамами кашалота. Стали его подбирать лебедкой к борту, чтобы добить вторым гарпуном. И тут норвежец испуганно закричал, замахал руками, остановил лебедку. А моряки увидели, как с трех сторон, с носа и с обоих бортов, медленно подбираются к судну кашалоты. Десятки маленьких слоновых глаз были налиты кровью. А может быть, это отразилась в них кровь загарпуненного, громко всхлипывающего кита. Зловеще учащенные фонтаны вспыхивали со всех сторон над бурыми скатами тупых и могучих лбов. Казалось: грянь выстрел — ринутся десятки кашалотов на китобоец и только хрустнут шпангоуты…

И не решился норвежец нажать на курок пушки. Выхватив у замершего рядом помощника фленшерный нож, он перерубил линь…

Два кашалота с боков подплыли к освобожденному раненному, поддерживая его ластами, ушли с ним на глубину. Сразу могуче взмахнув хвостами так, что закипела вокруг судна вода, ринулись в черную бездну и остальные киты.

И никто в этот день не увидел больше ни одного фонтана.

А гарпунер-норвежец высосал тогда целую бутылку рома, а ночью плакал и громко молился по-своему…

3. Под самый вечер опять подвалила удача!

Пошли на фонтан.

Аверьяныч привычным движением ноги отбрасывает стопор пушки.

Кит выходит прямо под выстрел, в каких-нибудь пятнадцати метрах. Аверьяныч пригибается к прицельной рамке, но вдруг медленно выпрямляется, спокойно отводит пушку, концом сапога подбивает стопор.

— Чего-о? — Катков петушино взмахивает руками, бьет себя по костистым ляжкам.

— Прекратите орать! — обрывает механика Середа. Ему-то ясна причина происходящего.

Правее широкой спины кита, озорно молотнув хвостовиком, выскакивает чуть не весь и тотчас снова уходит на глубину голубоватый китенок.

— Она с дитем! — гудит в динамике разочарованный бас марсового.

— То-то! — задрав голову к марсовой бочке, кричит Аверьяныч. — Мог бы раньше заметить!..

Аверьяныч, недвусмысленно намекая, что на сегодня охота окончена, идет по переходному мостику, на ходу расстегивая альпаговку.

Никто ни слова. Только Каткова опять черт за язык тянет:

— Благородствуем! Рыцари!.. А японец за нами идет — все выбьет и спасибо не скажет!

Аверьяныч останавливается на крыле мостика, недобро смотрит на Каткова.

— Эх, Захар!.. И откуда в тебе эта зараза?

Самое время Каткову взорваться. Так раньше и было. Но тут Середа видит, как виновато-смущенно сутулится механик, слышит, как он, Катков, успокаивает Аверьяныч а:

— Ну ладно тебе! Шуток, понимаешь, не понимаешь!

Когда часы показывают ровно двадцать, в приемнике раздается спокойный, чуть хрипловатый голос капитан-директора. Кажется, Волгин где-то совсем рядом:

— Добрый вечер, товарищи капитаны, гарпунеры и все присутствующие. Обстановка складывается следующим образом…