Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - [26]

Шрифт
Интервал

Температура понижается, и с западной части небосклона к мысу Адэр и дальше наплывает пушистый слой перистых облаков, окутывающий землю тонким покрывалом переливчатого опалового оттенка от лунного света. Все вокруг становится еще красивее. Но заволакивание неба облаками предвещает приближение легкого бриза, который пронизывает метеоролога до мозга костей и заставляет его поспешить домой, где ему еще предстоит закончить массу дел, прежде чем он со спокойной совестью сможет лечь спать».

Вскоре после метели, о которой шла речь выше, образовался лед, который уже удерживался всю зиму, благо она выдалась необычайно спокойной, и мы еще больше расширили радиус прогулок. Эти вылазки под ясным зимним небом, время от времени освещавшимся прекрасными полярными сияниями, относятся к нашим лучшим воспоминаниям о зиме. Экскурсии обычно преследовали определенную цель, мы избирали маршруты поочередно то в южном, то в северном направлении, стараясь подробно осмотреть скалы, подошву припая, возвышенности, разбросанные на прибрежной отмели. Перед уходом запасались порошком магния, чтобы иметь возможности фотографировать в красивых гротах, которыми изобиловали наиболее изъеденные штормами айсберги. Из-за этого у нас произошел инцидент, один из тех, что внесли если не приятное, то все же разнообразие в нашу жизнь, впрочем, и так не слишком монотонную.

Прежде всего мы обследовали айсберг, сидевший на мели в нескольких сотнях ярдов к западу от мыса Спит. Внутри он представлял собой одну огромную залу с несколькими выходами. Подобной красоты я видел в своей жизни немного, да и то больше в детских мечтах о волшебных замках. Изнутри открывался вид сразу через три входных отверстия, и в каждом нежно-фиолетовым цветом светилось небо, гармонично сочетавшееся с темно-синими нишами самой ледяной пещеры. Пещера имела верных двадцать ярдов [18,3 м] в длину и пятнадцать [13,7 м] в ширину, один из ее колодцев уходил вглубь не меньше чем на сорок футов [12,2 м], одним словом идеальный объект для фотографирования со вспышкой магния.

При первой же возможности мы снова отправились к айсбергу, вооруженные на сей раз фотоаппаратами. Установили штатив, нашли выгодную позицию для бачка с магнием, подсоединили к нему фитиль. Я поджег его, но вспышки не последовало. Ждал, ждал, наконец мое терпение лопнуло, я наклонился к фитилю, проверить, не случилось ли с ним чего, – и именно в этот миг весь фейерверк взлетел мне в лицо. Он сильно ожег его, опалил мне брови и ресницы, на какое-то время я даже ослеп, но вскоре зрение частично вернулось ко мне, и мы с грехом пополам доковыляли по морскому льду до хижины. Однако во влажной атмосфере нашей комнаты утихшая было на морозе боль стала просто невыносимой. Левик тут же промыл ожоги раствором борной кислоты, дал мне болеутоляющее, и через несколько минут только следы ожогов напоминали о неприятном происшествии. Остаток дня мне пришлось, разумеется, провести дома, но это было даже к лучшему, так как у меня накопилось очень много вещей для починки, да на две пары сапог надо было срочно поставить подметки.

Как я уже писал, в нашей коллекции пластинок можно было найти песни на все случаи жизни. В этот вечер, когда я забивал последний гвоздь в сапог, Браунинг – по-моему, решительно безо всякой задней мысли – начал концерт граммофонной записи со своей любимой пластинки «Завет любви». Первая фраза – «О, нет очей, чей лучезарный пламень не омрачали б слезы тихие страданий», пришлась очень к месту и вызвала бурное веселье, хотя только свидетельские показания Левика заставили всех поверить, что пролитые мною утром слезы были и в самом деле тихими.

Из-за несчастного случая мы, конечно, ушли с айсберга что называется не солоно хлебавши, но день-два спустя повторили попытку сделать на нем несколько снимков, на этот раз с большим успехом. Вот тогда-то нам посчастливилось увидеть самое красивое за зиму полярное сияние, которое во всех отношениях могло поспорить с сияниями, описанными Нансеном и другими известными путешественниками в Арктику:

«Сегодняшнее полярное сияние, хотя и не такое обширное, как некоторые из виденных мною раньше, было изумительно окрашено. В нем были представлены кроме синего все цвета радуги и некоторые сложные цвета, например лиловый, пурпурный, розовый, яркий золотисто-зеленый. Они сменялись с невероятной быстротой, сливаясь почти незаметно для глаза, и не только концы лучей, но и занавесы становились целиком то темно-малиновыми, то ярко-розовыми, то фиолетовыми, причем временами дуги казались как бы расчерченными на квадраты – ярко-зеленые и желтые, красные и розовые. Я бы назвал это сияние переливающимся. Парад красок длился минут десять, затем сияние приняло свой обычный зеленоватый цвет с добавлением красного у основания лучей и, хотя оно и тогда было необычайно красивым, показалось нам тусклым после того, что мы видели».

ГЛАВА VII

СЕРЕДИНА ЗИМЫ. ПОДГОТОВКА К САННЫМ ПОХОДАМ

Книги, шахматы, карты. – Бокс при температуре ниже нуля. – Болезнь Браунинга. – Ветер уносит инструменты. – Картошка – в тазу, сухари – на койках. – Праздник Дня середины зимы. Замороженное шампанское. – Подготовка к санным походам. – Упряжь. – Мешки для продуктов. – Продукты. – Да здравствует личная инициатива! – Чтение литературы об Антарктике. – Наш рацион на время санных походов. – Кухня. – Загрузка саней

Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.