Аншлаг [Рассказы о цирке] - [91]

Шрифт
Интервал

— А тебе попадались хорошие конферансье?

— И даже разные! Видишь ли, юмор литератора при желании можно обнаружить, ведь он где-то напечатан, а у конферансье иначе… Его находки не фиксируются, свидетелей их появления становится все меньше и меньше. Не потому ли, говоря об остроумцах, вспоминают выдуманного Насреддина и забывают реального Смирнова-Сокольского.

— Ты ведь его знал…

— Я у него даже учился во Всесоюзной студии эстрадного искусства. У меня чудом сохранилась его статья в «Известиях» за 1940 год, в которой он, характеризуя принятых в студию, написал: «Артист Куйбышевской эстрады Ю. Благов обещает стать хорошим советским куплетистом». Помню, когда мы жаловались на отсутствие хорошего репертуара, он отвечал: «Что значит репертуар?.. В 1915 году артист Мамонт Дальский прочитал нам в ресторане меню так, что мы в одном месте смеялись, а в другом плакали».

Я конечно, видел уникальную его библиотеку в доме на Малой Бронной, где Сокольский жил. А как она создавалась, однажды был свидетелем. Встретились его концертная бригада и артисты Радиокомитета, с которыми выступал я в Челябинске, договорились вместе пообедать, а Николай Павлович не пришел. Оказалось, он в это время рылся на чердаке у какой-то старушки на окраине города… Когда у меня вышла первая, в два печатных листа, книжица, я ему ее постеснялся подарить, но когда вышла вторая, уже в три листа, вручил с такой надписью:

Как подобает сочинителю,
Свою крупнейшую из книг
Подносит с трепетом учителю
Полутолковый ученик.

Ох, вспомнил сейчас это и покраснел… Точно такую надпись я сделал и на книжке, подаренной поэту и редактору «Крокодила» Сергею Швецову. Впрочем, чего краснеть — они оба мои учителя: один на эстраде, другой — в литературе! Но вообще-то с надписями на книжках мне просто не везет! Подарил одной семейной паре книжку, написав:

Много пар я в жизни видывал,
Ни одной не позавидовал,
Только вам я, Ваня с Лидою,
По-хорошему завидую!

А супруги вскоре разошлись, и взять книжку с такой надписью в новую жизнь никто из них не пожелал. Вот так!

Нельзя сказать, что при моем актерском образовании вход в литературу проходил гладко. Помню, в газете «Советское искусство» в пятидесятые годы ввели отдел юмора, и я, примкнув к дружному хору, поносившему комедию В. Дыховичного и М. Слободского «Три опровержения», опубликовал такое:

По теме легкое скольженье
Не даст со зрителем контакт,
И тридцать три опроверженья
Не опровергнут этот факт.

«Падежей не знаешь! — завопил при встрече А. Безыменский, вместо того чтобы поздравить дебютанта, и добавил: — Осрамился на всю страну…»

А над письменным столом Сокольского для любителей посидеть в кабинете и потрепаться висел ехидный плакат: «Скажи-ка дядя, а недаром?» Кстати, вот еще плакат: «Автор! Не говори о рукописи, пусть рукопись скажет о тебе…» Где, по-твоему, мог красоваться такой афоризм?

— В редакции? В издательстве?

— В литчасти Московского цирка! Там, в темпом закутке восседал литсотрудник Павел Герман, а заходили три-четыре автора в год, да и у тех он удивленно спрашивал: «Как вас сюда пропустили?..» Тем не менее такой плакат висел.

— А Сокольский конферировал?

— Еще бы! Я помню такую его репризу. Если публика принимала концерт вяло, он доверительно сообщал: «Когда я прихожу домой, меня мама всегда спрашивает: „Ну как, Коленька, прошел концерт?“ И радуется, если хорошо… Так что же в конце концов вам моя старушка плохого-то сделала???»

Не чурался Сокольский и эпиграмм. Поскольку иные наши песни сильно смахивали друг на друга, он с эстрады вопрошал:

«Орленок», «Орленок»,
Скажи наконец,
Кто ты — «Каховка»
Иль «Ухарь-купец»?..

В тридцатых годах, когда с промтоварами было неважно, конферансье А. Гриль, после шуточного финского танца, исполнявшегося в галошах, по секрету сообщал публике: «Это не очень сложный номер. Самое сложное в нем — суметь достать галоши».

А когда Киев только начинал отстраиваться, Тарапунька на эстраде уверял, что Крещатик на пятьдесят процентов уже закончен!

«Как так?» — горячился его партнер Штепсель.

«А так… Дома там будут стоять не впритирку, а с промежутками».

«Ну и что?»

«Так вот, домов еще нет, а промежутки готовы…»

Раньше «подсадка» практиковалась не только в цирке, но и на эстраде. Конферансье жаловался: «С виду я здоров, но часто обращаюсь к врачам — к невропатологу, ларингологу, гинекологу…»

«А ты к ветеринару сходи!» — раздавался голос из зала.

Конферансье невозмутимо продолжал: «Был и у ветеринара, но он сказал: вы совершенно здоровы, какой дурак вас ко мне послал?»

В военные годы в Доме писателей конферансье М. Гаркави однажды начал концерт двумя строчками, одна из которых симоновская:

В повестке нынешнего дня
«Убей его» и «Жди меня»!

А в конце войны каждый взятый нашими войсками город Гаркави зарифмовывал сам, и получалось так:

Что ж, фрицы! Нефти не поешьте,
Сегодня взяли мы Плоешти!..

Нефть, правда, не едят, но успех артисту гарантировала не изящная словесность, а Советская Армия.

Кстати, для праздничных концертов всегда не хватает конферансье, и однажды был приглашен молодой актер, который спросил у И. Козловского:

«Как вас объявить?»


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки врача-гипнотизера

Анатолий Иоффе, врач по профессии, ушел из жизни в расцвете лет, заявив о себе не только как о талантливом специалисте-экспериментаторе, но и как о вполне сложившемся писателе. Его юморески печатались во многих газетах и журналах, в том числе и центральных, выходили отдельными изданиями. Лучшие из них собраны в этой книге. Название книге дал очерк о применении гипноза при лечении некоторых заболеваний. В основу очерка, неслучайно написанного от первого лица, легли непосредственные впечатления автора, занимавшегося гипнозом с лечебными целями.


Раскаяние

С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?


Наши на большой земле

Отдыхающих в санатории на берегу Оки инженер из Заполярья рассказывает своему соседу по комнате об ужасах жизни на срайнем севере, где могут жить только круглые идиоты. Но этот рассказ производит неожиданный эффект...


Московская история

Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.


По дороге в завтра

Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.