Ансаровы огни - [19]
Старик ни на минуту не расставался с клинком.
В конторе у Аносова в эту новогоднюю ночь было торжество. Много там собралось народа. Шутка ли сказать! Самая лучшая сталь в то время. Ну и радовались люди, а больше всего сам Аносов.
Серьезный был человек. Когда опыты ставил — только держись. Добрый, а брови над переносицей сдвинуты, как две грозных тучи. Не от злости, а от думы глубокой. Тут уж коли замешкался — берегись. И опять — не наругает, не накричит, как другие господа, будь они неладны, а скажет острое слово — как срежет.
Ну, а сегодня ходит довольнешенек, всем улыбается, над глазами — ни облачка. В такой момент он уж — не мог обойтись без шутки. Вот и говорит:
— Ну, потеснись теперь, чугун, и ты, матушка крична! Красавица из восточной сказки будет здесь хозяйкой.
Вот тогда и показал Штамм клинок Нурлата. Люди потом говорили, что поначалу Аносов даже от удивления крякнул, хотя у себя хранил немало редких клинков.
«Откуда у Штамма могла оказаться такая красота?» — подумал он про себя, но, увидав хозяина клинка, догадался. И, может быть, на какое-то время, забыв про свой только что рожденный клинок, радостно воскликнул:
— Чудо-то какое! Из Дамаска этот клинок! Это ясно! — повторил он несколько раз. — Заодно и проверить можно, чей клинок сильней, чья сталь крепче и надежней. Добрая находка у вас, почтеннейший герр Штамм.
Только и ждал этих слов Штамм. Живо засуетился, повеселел.
Пробовали оба клинка, как полагалось. Тончайший шарф резали на весу, кидали в сосну, что стояла во дворе. Резали железо, будто хлеб. Оба клинка были словно братья. И тогда герр Штамм, не выдержав, от волнения вскочил с кресла и, заикаясь, потребовал тут же скрестить клинки, как в бою. Скрестили. Зазвенели клинки в руках двух мастеров. Тишина стояла, как ночной порой в лесу. Все, кто был в ту ночь в конторе, говорили дома, что они просто не могли дохнуть, так захватила всех эта схватка. И когда последний раз прозвенел в руках мастера новорожденный клинок, то клинок Уреньги чуть согнулся и в изгибе зазубринка легла. Аносовский же клинок каким был, таким и продолжал мерцать, переливаться — ни единой самой крохотной царапинки не осталось на нем…
Нурлат не выдержал, подошел к верстаку, на котором лежали оба клинка, и, взяв их в руки, поцеловал. Поклонился всем низко и обратился к Аносову:
— Барин! Возьми мой клинок, хоть и старше он и много лет пролежал в земле. Пускай лежат оба рядом. Только бы шайтан не подшутил. Украсть может. Сказку про Уреньгу слушать надо. Ее клинок. На перевале в ручье лежал.
— Спасибо тебе за сказку! — Аносов крепко поцеловал башкира. Хорошо наградил его Аносов.
А Штамма будто подменили. Скинув с себя важность, посветлел лицом и, забыв про свой чин, а главное, — зачем был послан на Урал, подошел к Аносову и пожал ему руку. Понял человек, что произошло в ту ночь на заводе возле Косотур-горы. И просто, без корысти и зависти поздравил Аносова с рождением булата:
— Вы, герр Аносов, творил чудо! Но при чем тут сказка? Не понимайт.
— Достопочтеннейший герр Штамм, — в свою очередь сказал Аносов. — А может быть, сказка — это как раз то, чего не хватает вашим мастерам?
Штамм внимательно посмотрел в глаза Аносову, полные лукавых смешинок, но вполне серьезные, и ничего не понял.
— Не понимайт, — еще раз повторил он.
А вечером, на другой день, уже в гостях у Аносова, на балу, ведя спокойный разговор, Штамм поведал управителю златоустовских заводов о своих бедах и думах. Одним словом, перед Аносовым сидел в глубоком кресле не мундирчик со светлыми пуговками, в башмачках на высоких каблуках, а оружейник.
Потом через несколько дней, отбывая на родину и прощаясь с Аносовым, Штамм сказал, что посланцев из Германии не последует больше. И отбыл с Урала.
Когда сани тронулись, он оглянулся в последний раз на завод, заснеженный пруд и Косотур-гору, над которой разливалось восходящее солнце. И от неожиданности поднялся. На самой вершине горы четко обозначился силуэт красавца-лося. Будто явился он из сказки и встал над горами как символ уральской земли — в ореоле слепящего света, таинственный и прекрасный.
И каким-то особым чувством понял мастер, на что намекал Аносов, говоря о сказках. Великая земля рождает большие дела и больших людей.
Тройка горячих коней уносила Штамма на запад, а он все стоял и стоял в санях с непокрытой головой, любуясь величественным зрелищем, представившимся ему на вершине Косотур-горы.
И снова над Уралом метели бушевали — не один десяток лет. Снова по весне шумела Громотуха, а заводской летописец заносил в свою книгу вести о новых и новых делах златоустовских умельцев.
…1965 год. Двадцать лет прошло со дня Победы над фашистской Германией. И в честь этой даты златоустовские мастера создали новое чудо — меч Победы.
Давно в задумках, когда был еще подростком, хранил мечту Леонид Нурлич Валиев не только повторить дедовское мастерство в гравировке стали, но и превзойти его. Для этого он много и долго учился у старых мастеров. Подолгу глядел на старинные клинки, на их насечки и рисунки, читал о Бушуеве, Иванке-Крылатке, а больше того об Уткине Петре — мастере, воспевшем на стали любимую для златоустовцев Косотур-гору, и о самом Аносове — кудеснике булата.
