Анналы - [138]

49. Свободомыслие Тразеи сломило раболепие остальных, и после того как консулом было дано разрешение на дисцессию[28], за Тразеей последовал весь сенат, кроме немногих льстецов Наиболее ревностным из них был Авл Вителлий, который постоянно нападал с бранью на честнейших людей и, получив отпор, тотчас же смолкал, как это свойственно трусам. Тем не менее консулы, не решившись окончательно оформить сенатское постановление, ограничились сообщением его Цезарю, указав, что оно принято подавляющим большинством. Колеблясь между сдержанностью и гневом, тот некоторое время помедлил с ответом и наконец написал, что Антистий, не претерпев от него никакой обиды и безо всякого повода с его стороны, нанес ему наитягчайшие оскорбления; от сената потребовали воздать за них должною мерой, и было бы справедливо, если бы он определил ему наказание сообразно значительности проступка. Впрочем, он, намеревавшийся воспрепятствовать суровости приговора, никоим образом не воспрещает умеренности; пусть сенаторы решают, как им будет угодно; больше того, им не возбраняется и полностью оправдать подсудимого. По оглашении этого и подобного этому, невзирая на явно выраженное Нероном неудовольствие, ни консулы не внесли изменений в оставленный ими по этому делу доклад, ни Тразея не отказался от своего предложения, как не отступились от него и все давшие ему свое одобрение, — часть, чтобы их не заподозрили в том, что они умышленно навлекают на принцепса неприязнь, большинство — черпая уверенность в своей многочисленности, а Тразея — в силу всегдашней твердости духа и чтобы не уронить себя в общем мнении.

50. Подобное же обвинение погубило и Фабриция Вейентона, написавшего книгу, полную выпадов против сенаторов и жрецов и названную им Завещанием[29]. Обвинитель его Туллий Гемин указывал и на то, что Вейентон продавал милости принцепса и право на занятие высших государственных должностей. Это и было причиною, побудившей Нерона взять на себя разбирательство его дела. Изобличив Вейентона, принцепс изгнал ею из Италии и повелел сжечь его книгу, старательно разыскивавшуюся и читавшуюся, пока доставать ее было небезопасно; в дальнейшем возможность открыто иметь ее у себя быстро принесла ей забвение.

51. В то время как общественные бедствия с каждым днем становились все тягостнее, государство теряло тех, кто мог бы с ними бороться: скончался Бурр, неясно — от болезни или от яда. Говорившие о болезни основывались на том, что у него в горле медленно разрасталась затруднявшая дыхание опухоль. Другие, и их большинство, утверждали, что по приказанию Нерона ему под видом лечения смазали небо губительною отравой, и Бурр, понимая, что он злодейски отравлен, когда принцепс пришел его навестить, даже не взглянул на него, и на вопрос, как он себя чувствует, ограничился кратким ответом: «Что до меня, то я чувствую себя хорошо». В Риме о нем горько сожалели, помня его достоинства и видя перед собою бездеятельную благонамеренность одного из его преемников и безграничную подлость другого- во главе преторианских когорт Цезарь поставил двоих — Фения Руфа, который пользовался любовью простого народа, ибо, ведая продовольственным снабжением Рима, проявлял бескорыстие, и Софония Тигеллина, привлекшего Нерона своим общеизвестным распутством. В дальнейшем молва о них соответствовала их нравам. Тигеллин пользовался большим расположением принцепса, и он допустил его к участию в своем самом сокровенном разврате, а Руфа любили в народе и среди воинов, и это вызывало неприязнь к нему Нерона.

52. Смерть Бурра сломила влияние Сенеки, ибо добрые правила, которые они оба внушали Нерону, с устранением одного из них утрачивали для него силу, и он стал приближать к себе недостойных людей. А те возводили на Сенеку всевозможные обвинения, говоря, что он продолжает наращивать свое огромное, превышающее всякую меру для частного лица состояние, что домогается расположения граждан, что красотою и роскошью своих садов и поместий превосходит самого принцепса. Упрекали они Сенеку также и в том, что славу красноречивого оратора он присваивает только себе одному и стал чаще писать стихи после того как к их сочинению пристрастился Нерон. Открыто осуждая развлечения принцепса, он умаляет его умение править лошадьми на ристалище и насмехается над переливами его голоса всякий раз, когда тот поет. Доколе же будет считаться, что все достославное в государстве обязательно исходит от Сенеки? Отрочество Нерона отошло в прошлое, и он вступил в цветущую пору юности: так пусть он избавится, наконец, от докучного руководителя, — у него не будет недостатка в просвещенных наставниках в лице его предков.

53. Сенека не остался в неведении относительно поносивших его, ибо ему сообщили о них те, в ком не угасли честные побуждения, и, видя к тому же, что Цезарь все упорнее избегает близости с ним, попросил его уделить ему время для беседы и, получив согласие, начал следующим образом: «Уже четырнадцатый год. Цезарь, как мне были доверены возлагавшиеся на тебя надежды и восьмой — как ты держишь в своих руках верховную власть