Анна в кроваво-алом - [8]

Этот город пахнет дымом и летней гнилью. Привидений в нем больше, чем я ожидал, целый слой активности буквально под ногами: шепотки, заглушаемые человеческим смехом, движение, замечаемое лишь краем глаза. Большинство из них безобидны – печальные холодные пятнышки или стоны в темноте. Смазанные белые пятна, проявляющиеся только на моментальных снимках. До них мне дела нет.

Но где-то там присутствует одно, до которого мне дело есть. Где-то там присутствует то самое, за которым я сюда явился, обладающее достаточной силой, чтобы выжимать воздух из живого горла.

Я снова думаю о ней. Об Анне. Анне-в-Алом. Гадаю, какие фокусы она преподнесет. Интересно, умна ли она? Будет ли парить в воздухе? Смеяться будет или визжать?

Каким образом она попытается убить меня?

Глава 4

Кем бы ты предпочел быть, троянцем или тигром?

Мама задает мне этот вопрос, стоя над сковородкой с кукурузными оладьями. Сегодня последний день, когда меня можно записать в школу, завтра начинаются занятия. Я знаю, что она собиралась сделать это раньше, но была занята налаживанием отношений с несколькими местными торговцами, чтобы они рекламировали ее предсказательские услуги, и выяснением, готовы ли они выставить на продажу ее оккультные товары. Один изготовитель свечей в ближнем пригороде, похоже, согласился добавить ее продукцию в определенную смесь масел, получатся своего рода волшебные свечи в коробочке. Продавать свои совместные изделия они договорились под заказ в магазинчиках по всему городу, а также мама будет поставлять их своей телефонной клиентуре.

– Ну что за вопрос? А варенье у нас есть?

– Клубничное и нечто под названием «ирга»[11], смахивает на чернику.

Делаю кислое лицо:

– Возьму клубничное.

– В жизни надо рисковать. Попробуй иргу.

– В моей жизни и так достаточно риска. Так что там насчет презервативов или тигров?[12]

Она ставит передо мной тарелку с оладушками и поджаренным хлебом, поверх каждой кучки налито нечто, что, отчаянно надеюсь, является клубничным вареньем.

– Веди себя прилично, детеныш. Это школьные прозвища. Ты куда хочешь – в «Сэр Уинстон Черчилль» или в Вестгейтский колледж? Похоже, они на равном расстоянии от нас.

Вздыхаю. Какое это имеет значение? Буду ходить на уроки и писать контрольные, а потом уеду, точно как всегда. Я здесь, чтобы убить Анну. Но чтобы порадовать маму, надо изобразить, будто мне не все равно.

– Папа предпочел бы видеть меня троянцем, – тихо говорю я, и она всего на секунду замирает над сковородкой, прежде чем смахнуть себе на тарелку последнюю оладью.

– Тогда схожу в «Уинстон Черчилль», – говорит она.

Какая удача. Я выбрал школу с чмошным названием. Но, как уже сказано, это не играет роли. Я здесь ради одной-единственной вещи, она сама прыгнула мне в руки, пока я бесплодно гонялся за стопщиком Графства 12.

Оно пришло по почте, просто очаровательно. На закапанном кофе конверте стояли мое имя и адрес, а внутри лежал просто клочок бумаги с именем Анны. Написанным кровью. Я получаю такие подсказки со всех концов страны, со всего мира. Не так много людей умеют делать то же, что и я, но множество людей хотят, чтобы я это делал, и они выискивают меня, расспрашивая тех, кто в курсе и отслеживает мои передвижения. Мы часто путешествуем, но меня достаточно просто найти, если поискать. При каждом переезде мама дает объявление у себя на сайте и всегда сообщает нескольким самым старым папиным друзьям, куда мы направляемся. Каждый месяц как часы на моем воображаемом рабочем столе появляется стопка досье призраков: электронное письмо об исчезновении людей в сатанистской церкви в Северной Италии; вырезка из газеты о загадочных жертвоприношениях животных возле погребального кургана оджибве[13]… Доверяю я только немногим проверенным источникам. Большинство из них – это еще отцовские связи, старейшины круга, куда он вступил еще в колледже, или ученые, с которыми он познакомился в путешествиях благодаря своей репутации. Им я доверяю – они не станут присылать мне пустышки. Они свое дело знают.

Но с годами у меня завелись и собственные контакты. Глядя на небрежные красные буквы, похожие на зарубцевавшиеся следы когтей на бумаге, я догадываюсь, что это наводка от Руди Бристоля. По театральности. По готической романтике состаренного пергамента. Мне как бы предлагается поверить, что призрак сделал это сам: начертал свое имя чьей-то кровью и послал мне словно карточку с приглашением на ужин.

Руди «Ромашка» Бристоль убежденный гот из Нового Орлеана. Он бездельничает, присматривая за баром в недрах Французского квартала, застрявшего где-то в двадцатых, и мечтает оставаться всегда шестнадцатилетним. Тощий, бледный как вампир и злоупотребляет пирсингом. До сих пор от него поступили три хорошие наводки: славная, быстрая работа. Один из тех призраков, повешенный за шею в погребе, нашептывал сквозь половицы, соблазняя новых обитателей дома присоединиться к нему в земле. Я вошел, вспорол ему брюхо и вышел обратно. С этой-то работы Ромашка мне и понравился. Только впоследствии я научился получать удовольствие от его крайне возбудимого характера.

Я позвонил ему, как только получил письмо.