Анна Леопольдовна - [27]
Начало брака племянницы огорчало и саму Анну Иоанновну, которая желала как можно скорее получить наследника престола. Неудачливый Антон Ульрих как назло постоянно попадал впросак — то являлся во дворец в черном туалете, хотя было известно, что государыня не выносит этот цвет; то залезал в долги, то ссорился с супругой. Бирон не преминул доложить обо всём императрице, та позвала принца к себе и обвинила его в скрытности: он-де более откровенен с чужими людьми, чем с ней, любящей его, как сына. Она уже не скрывала раздражения — и Бирон сообщил посланнику Кейзерлингу, что государыня не хочет допускать молодых к своему столу и намерена приказать им обедать в отведенных им комнатах>76.
Супружеские ссоры открывали фавориту простор для интриги, но он всё чаще не мог — или не хотел — скрывать своего раздражения. Например, герцог прямо заявил и так-то не обольщавшемуся насчет отношения к нему супруги Антону Ульриху: «Я, по крайней мере, знаю, что, когда вы за нее сватались, она сказала, что лучше бы положила голову на плаху, чем выходить за вас. Против вас у меня нет ничего; итак, вместо того, чтобы во всём слушаться жены, советую вам вытолкать в шею тех, которые делают ей такие прекрасные внушения. Я очень хорошо знаю, какие чувства она питает ко мне; но я в милостях ее не нуждаюсь, да и никогда нуждаться не буду». О самом принце в беседах с дипломатами он отзывался довольно презрительно: «Всякий знает герцога Антона Ульриха как одного из самых недалеких людей, и если принцесса Анна дана ему в жены, то только потому, чтобы он производил детей; однако он, Бирон, считает герцога недостаточно умным даже для этой роли».
Обиженный герцог горячился и портил отношения с «молодым двором», что для опытного придворного было недопустимо. К тому же он ошибся в оценке способностей принца. Молодые исполнили свою династическую обязанность — 12 августа 1740 года не отходившая от роженицы ни на час Анна Иоанновна восприняла от купели долгожданного наследника, названного по прадеду Иоанном. 3 сентября в табель «высокоторжественных дней» в качестве официальных праздничных дат были вписаны дни рождения и тезоименитства «внука ее императорского величества, благоверного государя принца Иоанна» (соответственно 12 и 29 августа)>77.
С этим Бирон не мог ничего поделать. Но он отыгрался на претенденте на роль первого министра будущего царствования — Артемии Петровиче Волынском. Того, что называется, понесло. Кабинет-министр всё реже являлся к Бирону, жалуясь: «…пред прежним гораздо запальчивее стал и при кабинетных докладах государыне герцог больше других на него гневался; потрафить на его нрав невозможно, временем показывает себя милостивым, а иногда и очами не смотрит». «Ныне пришло наше житье хуже собаки!» — считал Волынский, сокрушаясь, что «иноземцы перед ним преимущество имеют».
Последним триумфом Волынского стал знаменитый праздник со строительством Ледяного дома и устройством в нем свадьбы шута императрицы Михаила Голицына с ее любимой калмычкой Авдотьей Бужениновой с участием диковинных «скотов» и подданных из разных концов империи. Торжество удалось на славу: «В день свадьбы все участвовавшие в церемонии собрались на дворе дома Волынского, распорядителя праздника; отсюда процессия прошла мимо императорского дворца и по главным улицам города. Поезд был очень велик, состоя из 300 человек с лишним. Новобрачные сидели в большой клетке, прикрепленной к спине слона; гости парами ехали в санях, в которые запряжены разные животные: олени, собаки, волы, козы, свиньи и т. д. Некоторые ехали верхом на верблюдах. Когда поезд объехал всё назначенное пространство, людей повели в манеж герцога Курляндского. Там, по этому случаю, пол был выложен досками и расставлено несколько обеденных столов. Каждому инородцу подавали его национальное кушанье. После обеда открыли бал, на котором тоже всякий танцевал под свою музыку и свой народный танец. Потом новобрачных повезли в Ледяной дом и положили в самую холодную постель. К дверям дома приставлен караул, который должен был не выпускать молодых ранее утра». Из этого описания, сделанного Манштейном, между прочим, следует, что и Бирон должен был принимать участие в задуманном его соперником празднике, что едва ли его обрадовало.
Можно посочувствовать несчастному Голицыну-«Кваснику» (внуку фаворита царевны Софьи) и посетовать на пошлость развлечений — но надо признать, что «шоумейкером» Волынский оказался хорошим. Представление, несомненно, имело успех как раз потому, что отвечало вкусам не только императрицы, но и прочей публики. «Поезд странным убранством ехал так, что весь народ мог видеть и веселиться довольно, а поезжане каждый показывал свое веселье, где у которого народа какие веселья употребляются, в том числе ямщики города Твери оказывали весну разными высвистами по-птичьи. И весьма то было во удивление, что в поезде при великом от поезжан крике слон, верблюды и весь упоминаемый выше сего необыкновенный к езде зверь и скот так хорошо служили той свадьбе, что нимало во установленном порядке помешательства не было», — искренне радовался забаве вместе с остальными зеваками гвардеец Василий Нащокин.
