Анна Леопольдовна - [23]

О завершении брачной интриги подробно рассказала в письме супруга британского резидента, многознающая английская леди: «Во всяком случае, когда она (принцесса Анна. — И. К.) выказала столь сильное презрение к принцу Брауншвейгскому, герцог решил, что в отсутствие принца дело будет истолковано в более благоприятном свете и он сможет наверняка склонить ее к другому выбору. В соответствии с этим на прошлой неделе он отправился к ней с визитом и сказал, что приехал сообщить ей от имени ее величества, что она должна выйти замуж с правом выбора между принцем Брауншвейгским и принцем Курляндским. Она сказала, что всегда должна повиноваться приказам ее величества, но в настоящем случае, призналась она, сделает это неохотно, ибо предпочла бы умереть, чем выйти за любого из них. Однако если уж ей надо вступить в брак, то она выбирает принца Брауншвейгского. Вы догадываетесь, что герцог был оскорблен, а принц и его сторонники возликовали»⁶³.

Леди Рондо относила эти события к июню — но вопрос со свадьбой государственного значения явно был решен раньше. Во всяком случае, уже 8 марта принц Антон известил своего брата, герцога Карла, о предстоящей женитьбе. Самому жениху об этом сообщил не кто иной, как Бирон; несколько позже опять же герцог известил резидента Рондо.

Весной положение принцессы изменилось — из царской родственницы она превратилась в государственную фигуру. По указанию императрицы ее свиту укомплектовывали новыми чинами из штата большого двора. Двор наследницы увеличился с двенадцати до восьмидесяти четырех человек. Теперь при Анне Леопольдовне состояли: гофмаршал князь Черкасский, два камергера и два камер-юнкера, гоффурьер, два мундшенка, камердинер, два камер-пажа и четыре пажа; из нижних служителей — два камер-лакея и 12 лакеев, четыре гайдука. У нее появились свои келлермейстер и келлершрейбер[11], своя кухня с пятнадцатью мундкохами[12], поварами, поваренными работниками, «конфектурный» мастер с учеником. Обслуживали этот маленький двор шесть истопников, привлекавшихся и к другим работам. Дамскую часть штата составляли гофмейстерина, четыре фрейлины, француженка-«мамзель», камер-фрау и две камер-юнгферы, кастелянша с шестью прачками. Делопроизводство двора вели секретарь, канцелярист, два подканцеляриста и два копииста⁶⁴.

Не зря кабинет-министр Волынский уламывал Анну-млад-шую на брак с Антоном Ульрихом; барышня откровенно выказала придворному, находившемуся тогда в зените карьеры, свои чувства: «Вы, министры проклятые, на это привели, что теперь за того иду, за кого прежде не думала», — не преминув заметить, что ее жених «весьма тих и в поступках не смел». Опытный царедворец галантно парировал укоры и разъяснил молодой женщине всю пользу такой ситуации, когда муж «будет ей в советах и в прочем послушен»⁶⁵.

Артемий Петрович старался на совесть. Его приятель, секретарь императрицы Иван Эйхлер, даже предостерегал своего «патрона»: «Не очень ты к принцессе близко себя веди, можешь ты за то с другой стороны в суспицию впасть: ведь герцогов нрав ты знаешь, каково ему покажется, что мимо его другою дорогою ищешь». Но предостережения не помогли — Волынский не скрывал радости от провала сватовства сына Бирона к Анне Леопольдовне, поскольку при его удачном исходе «иноземцы… чрез то владычествовали [бы] над рус [с] кими и рус [с] кие б де в покорении у них, иноземцов, были»⁶⁶. Его не смущало то, что брак мекленбургской принцессы и брауншвейгского принца трудно было назвать победой русских. Зато в будущем можно было рассчитывать на роль первого министра при родившемся от этого брака младенце-императоре и его неопытной матери, что было исключено, если бы принцесса породнилась с семейством Бирона.

Для самого Волынского этот успех стал началом конца: через год Бирон расправился с соперником. Но в «главном деле» герцог безнадежно проиграл. Поставленная перед выбором принцесса согласилась на «тихого», но хотя бы безусловно породистого жениха. Двор готовился к свадьбе. «Всем придворным чинам и особам от первого до пятого класса оповещено, дабы они к означенному торжеству не только богатым платьем, но и приличным по их званию экипажем и ливреей снабжены были», — вспоминал об этих днях камергер Эрнст Миних, сын фельдмаршала. Пришлось потратиться и семейству жениха: брауншвейгский двор раскошелился на карету, гардероб, кольца и прочие аксессуары принца на кругленькую сумму — 200 тысяч гульденов⁶⁷.

Дамы выбирали ткани и шили новые платья (с непременным проведыванием, каковы туалеты соперниц). Предстояло также подобрать кареты, аксессуары, драгоценности и ливрейных лакеев; заказать новые парики, кружева, табакерки. Понятное дело, придворные кумушки обсуждали достоинства жениха и невесты. Антон Ульрих, кажется, симпатий у дам не вызывал — о его храбрости были наслышаны, но в обществе он не блистал. Леди Рондо дала его описание: «…он очень белокур, но выглядит изнеженным и держится довольно-таки скованно, что может быть следствием того страха, в котором его держали с тех пор, как привезли сюда: так как этот брак чрезвычайно выгоден для принца, ему постоянно указывали на его место. Это да еще его заикание затрудняют возможность судить о его способностях». Об Анне же судачили, будто ее отношение к принцу было уловкой, чтобы ввести в заблуждение герцога. «Она действительно никого не любит, — была убеждена информированная англичанка, — но поскольку не выносит покорности, то более всех ненавидит герцога, так как в его руках самая большая власть, и при этом принцесса обязана быть с ним любезной»